Ветер с севера - Анна Аникина Страница 12

Он влился в их компанию как-то очень легко. Мишка вообще легко нравился людям. С ним было весело. Особенно когда он шутил по-немецки. А понимали его только свои.

Но зачем он вот так с ней? При всех! Будто заклеймил. Катя старательно задышала носом, чтобы успокоиться. Анализировала весь день. Как кино. Кадр за кадром. Где она дала повод с ней так себя повести?

И тут до неё дошло. Вспомнилось Мишкино выражение лица, когда она поговорила с Вадимом и вернулась к своим. Какие у него были глаза. Колючие. Но ведь она не его девушка!

Тут же вспомнились другие глаза, глядящие на неё чуть насмешливо. Ещё бы. Для Вадима Ветрова она всего-навсего внучка адмирала. Бестолковая девчонка. Он взрослый мужчина. Мозг лихорадочно высчитывал разницу в возрасте. Выходило, что самое большое — двенадцать лет. Не так уж и много, если подумать.

Катя провалилась в сон. И проснулась только когда за окнами уже проплывали многоэтажки Зеленограда.

Мишка больше попыток приблизиться не делал. Только помог выбраться из вагона. Они вышли все вместе на залитую летним солнцем Комсомольскую площадь.

— Хорошо дома! — эмоциональный Димка не удержался, — Как к себе на кухню вышел. Я бы не смог жить в другом городе.

Кивнули, соглашаясь, почти все. Только синхронно пожали плечами Катя с Мишей. Они долго жили не здесь. У них другой опыт.

— Везде люди живут. Это, видимо, не только от места зависит, — глубокомысленно заметил Веня, — А от того, что тебя с этим местом связывает. И кто тебя там ждёт.

Тася посмотрела на Афонина с восхищением. Да, Венька мог так сформулировать мысль, что не согласиться с ним было сложно.

21.

Ветров был вынужден задержаться в Питере ещё на несколько дней. Благо, отпуск. Повод был грустный.

В тот вечер, когда Вадим столкнулся с Катей, ему нужно было попасть к Бодровскому домой. У Юрки госпитализировали отца. В который уже раз. Тётя Валя лежала с мокрым полотенцем на голове. Давление поднялось. Пахло успокоительным.

Хмурый Юрик стоял, прислонившись к дверному косяку. У него то и дело тренькал входящими сообщениями телефон. — Юр, ответь ты уже, — резковато велел Вадим. — Это Алла. Волнуется, наверное. Мы должны были в театр идти. А тут мать позвонила. — Вот и напиши ей. А лучше позвони. Займи себя. Ничего другого мы всё равно сейчас не можем. Только ждать.

Бодровский пошёл на балкон разговаривать со своей девушкой.

Вадим был рад за друга. Алла ему нравилась. Даст Бог, сложится у Юрки личная жизнь. Бодровский был душой компании, рубаха- парнем. Открытым и весёлым. Надёжней друга Ветров и не желал. Они были даже больше, чем друзья. Скорее братья. По кадетскому вечно голодному детству, по курсантской безбашенной юности. И вот у брата такое… Нехорошее предчувствие не отпускало.

Мысли сами переключились на впечатления от сегодняшнего дня. В академии всё шло отлично. Сегодня он сдал иностранный язык. Английский. Был великий соблазн заявить японский. И посмотреть, как академические умники будут искать ему экзаменатора.

Потом поймал практически зашиворот внучку Склодовского. Деду он конечно этого не расскажет. Кто их знает, какие там отношения. Да и у него никаких особых встреч с контр-адмиралом не предвиделось.

Забавная у неё компания. Гулять, наверное, приехали. Вроде же в Москве живут. Вспомнилась та фотография с выставки. Год уже прошел. Изменилась Екатерина. Очень. Если так дело пойдёт, отбоя от мужиков у неё не будет. Да и сейчас было заметно, как на неё смотрел тот высокий кудрявый парень. Мажор столичный. Сразу видно сына обеспеченных родителей. Таким же был Бодровский до училища.

Интересно, за кого выходят замуж внучки адмиралов? Впрочем, за тех же, наверное, за кого и дочки. Ольга Владимировна вон за хирургом замужем. Говорят, зять Склодовского — доктор наук. Так что этой девочке точно вот такой мажорчик в самый раз будет.

Мысли были вроде бы логичные, но почему-то совершенно "неправильные". И эта неправильность свербила внутри.

Катя была действительно какая-то особенная. Глазищи свои серые, огромные, как два фонаря, на него вытаращила. Будто сканировала. Испуг в них и любопытство одновременно. Такая настоящая и искренняя. Не выделывалась и не кокетничала. Впрочем, и мать у неё такая.

Сколько ж ей лет? Если родители отпустили одних, то семнадцать — восемнадцать, наверное. Эх, Вадим Андреевич, тебе то тридцатник через год. Уж не на себя ли примеряешь?

Эта мысль была совершенно неправильная. Где он, боевой офицер, ни кола, ни двора. И где она — девочка-припевочка, внучка адмирала. Столичная штучка. Адмирал, если только мысли твои узнает, отправит на дальнюю базу, мало не покажется. Но внутренний голос вдруг прошептал, что за неё, за Катю, он и на острова поедет. Не жалко. Логики ноль. Но мысль мозгу почему-то понравилась.

Из раздумий его выдернул звонок городского телефона. Подошёл сам. — Ветров. Да. Сына позову. Не надо жене. Вадим сразу понял, что вести плохие. Вышел на балкон, тронул Юрку за рукав. — Это тебя. Держись, брат.

Потом были похороны и всё, что с этим связано. Хоронили Алексея Бодровского, капитана первого ранга, по воинскому ритуалу. С караулом, оркестром и стрельбой. Вадим в форме стоял рядом с тётей Валей. Она почти не держалась на ногах. Юрка у гроба отца стоял один. Алла жалась где-то у него за спиной. Чуть в отдалении. Ему сейчас никто не помощник.

Ветров чувствовал всем нутром каждую эмоцию друга. Собственные воспоминания о похоронах отца всплыли в памяти очень ярко. Ветров почувствовал, что по его лицу текут слезы.

Взгляд выхватил из толпы знакомое лицо. Татьяна? Она то что тут делает? Хотя… Её муж — сослуживец Бодровского-старшего.

Когда-то Вадиму казалось, что ещё раз увидеть её, а уж тем более рядом с другим мужчиной, будет невыносимо больно. Странно, боли не было. Татьяна была ещё молода и по-прежнему красива. Но не стучало сердце. Не билось в ребра испуганной птицей.

22.

Последний школьный год Кати Кузьминой в самом начале казался ей бесконечным.

Осень тянулась, никак не решаясь превратиться в зиму. Подходило время окончательных решений об экзаменах и дальнейшей учёбе. К декабрю уже надо было выбрать.

Перед новым годом Катин класс под руководством Дарьи Андреевны Вашкиной готовил в школе Исторический бал, ставший за последние годы традиционным.

Статный дядя Федя Вашкин в форме генерала от инфантерии вместе с Дарьей Андреевной в чудесном атласном платье открывали бал. Следом парами одиннадцатиклассники. Фраки и мундиры для мальчиков брали в школьной костюмерной и в каком-то театре. Девочки шили платья сами.

С парами на бал, естественно, вышло непросто. Интриги и заговоры плелись ещё с ноября. Тася, понятное дело, с Веней. Димка сказал, что ни с кем, кроме своей Тамары не пойдёт. Тоже логично. — Кать, а ты в этом году с кем на балу? — Ленка Епифанова теребила в руках ручку. То снимала колпачок, то снова надевала. — Лен, а как нужно, чтобы ты не нервничала? Меня Илья Сергеевич просил с ним в паре быть. И, если честно, Мишка тоже намекал. — Катюшечка, душечка, можешь с Вербицким встать в пару? Пожалуйста, пожалуйста! — Ленка сложила руки в умоляющем жесте. — Лееен? Ты чего это? Власенко? Да? Он тебе нравится? — Катюшечка, я помню, ты когда-то говорила, Илья… Ой, Илья Сергеевич тебе нравится… И если ты… — Епифанова, стоп, — Катя взяла подругу за руки, — На меня посмотри, Лен. Елена подняла глаза, в которых уже стояли слезы. — Ленка, дурочка, не плачь. Это я шутила так. Он же ученик Ольги Владимировны. Она всё время говорит, что мы доведем Власенко до раннего инфаркта. — Как до инфаркта? Ему же только двадцать четыре. Будет. В январе. Пятого. — Ох, Епифанова, что мне с тобой делать? Он то знает? — Знает, Кать. И поэтому тебя пригласил. Чтобы ни у кого даже мысли не возникло, что мы встречаемся. — А вы…? Ох…. Так зачем же ты его так будешь подводить? Лен? Представляешь, что с ним будет, если от вас на балу искры лететь начнут, и станет всё ясно, как белый день? — Кать, а ведь ты права. Я совсем о нем не подумала. Мне так хотелось с ним танцевать… — Потанцуешь. На выпускном. Когда ты больше не будешь его ученицей, а он — твоим учителем.