Китайский цветок - Эмма По Страница 13

Когда раздался звонок, она села в коляску и поехала открывать матери дверь. Катерина, увидев забинтованную голову дочери и страшный синяк в пол-лица, порывисто ее обняла и заплакала.

— Как это произошло?

Она слушала, не задавая никаких вопросов. Губы подрагивали, по щекам катились слезы, но она их не замечала.

— Это я виновата, — прошептала Катерина, когда дочь закончила свой рассказ. — Только моя вина.

Вдруг она стала суетливо подниматься с «гостевого» Дашиного кресла, то роняя носовой платок, то одергивая старенькую, наспех надетую кофточку.

— Мам, ты куда? — подозрительно спросила Зоя, оставив скорбный тон.

— Я туда пойти хочу. В коридор. Ты расскажи мне, где она умерла, — я хочу там постоять одна.

— Мама, не выдумывай, пожалуйста! Там темно сейчас. Не хватает тебе тоже сверзиться с этой лестницы…

Зоя пришла в ужас от того, что можно снова оказаться на том месте и пережить заново весь кошмар, через который ей сегодня пришлось пройти. У нее застучало в висках, перед глазами все поплыло.

— Завтра поедешь в морг и стой там около нее сколько хочешь! Нечего! — сорвалась Зоя на истерический крик, несмотря на пульсирующую боль в ране. — Нечего душу травить… Я думала, что тоже умру сегодня!

— Прости меня, девочка моя. Прости. Я эгоистка. Я не должна думать о себе. Боже мой! Это я во всем виновата. Вася недаром не хотел… — Вдруг она запнулась и посмотрела на дочь. — Ты ведь все знаешь? С тобой Зоя вчера говорила?

Поняв, что была на волосок от разоблачения, Зоя притихла и, закусив губу, решила вообще помалкивать, если не уверена в собственной сдержанности. В ответ на вопрос матери она лишь кивнула.

— Вася никогда не хотел иметь ничего общего с этим Слуцким, — закончила она свою мысль. — Ну не то чтобы с ним лично, а помощи его никогда не хотел. Говорил, что деньги его могут посеять между вами соперничество и зависть. Если б я не согласилась на его помощь, Зоя была бы жива. Это я попросила ее поехать к тебе — поговорить, подготовить к встрече с дедом, рассказать, в конце концов, о той давнишней истории. Сама я не решилась. Ты девочка эмоциональная, привыкла все глубоко переживать…

— Давай обо всем этом потом, — проникновенно сказала Зоя, и положила руку на колено матери. Зоя полностью овладела собой.

Катерина погладила ее пальчики.

— Какие у тебя руки красивые. Даже красивее, чему Зои были.

Зоя улыбнулась нежно и грустно.

— Мам, в прихожей ее сумка. Принеси. Оттуда надо взять кое-что… Я, когда паспорт Зоин искала, деньги там видела. Они нам теперь пригодятся. На похороны, — добавила она еле слышно. — А тебе, мам, предстоят тяжелые дни.

Из сумки, в которой Зоя оставила только то, что посчитала нужным, Катерина достала двадцать тысяч рублей, стянутых тонкой красной резинкой, и удивленно воскликнула:

— Зачем Зоенька носила с собой такие большие деньги? Не знаешь?

— Она долго копила на весеннее пальто, и мы с ней как раз собирались в магазин. Тут неподалеку открылся торговый центр, Зоя сказала, что со специальными дорожками для колясок. Она хотела вместе со мной… Мам, в сумке должны быть ключи от Зоиной квартиры. Посмотри.

Катерина порылась в недрах кожаной торбы и вытащила яркий блестящий брелок, с которого Зоя предусмотрительно сняла ключ от квартиры Лапы, чтобы мать не задавала лишних вопросов.

— Зоя говорила, что рассчиталась с квартирной хозяйкой до конца месяца, так что ты не очень спеши, мам, но тебе придется собрать Зоины вещи и перевезти к себе. Одежду и украшения потом мне привези — посмотрю, что подойдет. Обязательно возьми Зойкин шар счастья. Обязательно, мам, слышишь? Я хочу, чтобы он был у меня!

Катерина покомкала в руках платочек.

— Доченька, тебе очень нужен этот шар?

— Нужен. Почему ты спрашиваешь?

— Можно я его себе возьму на память о Зое и Васе — ведь это он ей покупал. А вот кто название такое придумал «шар счастья» — не помню. Не ты?

— Нет, мам, Зоя. Точно. Зоя.

— Зоенька обожала этот шар и с самого детства его хранит. Хранила… — Она снова заплакала.

Простая старая игрушка, права на которую заявили обе женщины, представляла собой нечто среднее между ужасной прелестью и милейшей пошлостью. Прозрачный стеклянный шар, заключавший в себе припорошенную снегом пластмассовую идиллию, подарил Зое отец, когда она была еще совсем девчонкой. Искрящиеся снежинки волшебно кружились в глицериновом воздухе и медленно оседали на неописуемую красоту, при виде которой Зое всегда хотелось рыдать. Никакой другой мир не мог сравниться с дивным белоснежьем стеклянного шара.

В детстве она часами, как дурочка, могла вертеть его в руках и фантазировать на тему пластмассовой жизни. Да не отдаст она никому шар счастья! Даже матери. Он ее, и только ее.

— Мам, извини. Я очень, очень хочу оставить его себе. — Зоя ласково посмотрела на мать. — И потом, знаешь… хочу вернуться к нашему с Зоей разговору об этом, как там его… Слуцком. Она сказала, что он ну совсем не знает, как сложилась жизнь нашей семьи после его отъезда в Америку. Давай не будем говорить ему о Зое вообще.

— Как это? — удивилась Катерина. — И почему?

— Он совершенно чужой нам человек. Зою никогда не видел, и его притворное сочувствие… ну, как это сказать… оскорбит ее память. И папе, я думаю, это решение было бы по душе.

Катерина закрыла руками лицо. Зоя терпеливо ждала, когда схлынет новая волна материного горя, чтобы продолжить. Но Катерина неожиданно подошла к дочери и присела около нее на корточки.

— Дашенька, — она положила голову ей на колени, — какая же ты хорошая девочка. Какое доброе у тебя сердце.

— Ну так как, мам? Ты согласна?

— Даже не знаю, доченька. — Катерина вернулась в свое кресло. — Боюсь, что проговорюсь, и неудобно получится.

— Он приедет еще через полтора месяца. У тебя есть время подготовиться и продумать, что можно говорить ему, а что нет.

— Что значит «подготовиться»?

— В доме полно разных фотографий, например. Оставь только те, на которых нет Зои. И семейный фотоальбом отредактируй. Он же наверняка захочет посмотреть семейную фотолетопись.

Эта идея Катерине не понравилась. Она нахмурилась.

— Знаешь, давай лучше без обмана. — Она вдруг осеклась. — Я имею в виду без этой, как ты говоришь, «редакции».

— Мам, есть еще одна причина! — голос Зои как-то нехорошо напрягся. Она дотронулась до повязки на лбу. Видимо, от активной работы мышц лица разболелась рана. — Еще одна причина, — повторила она обессиленным голосом. — Мы совсем не знаем, что он за человек. Вдруг какой-нибудь чудик подозрительный. Вдруг его насторожит смерть сестры перед самым его приездом… Замучает нас своими расспросами. А нам это сейчас надо? Не знаю, как ты, а я точно психану! Ты сама видишь, что у меня с нервами творится. Обидится тогда дед и заявит, что передумал внучку поддерживать. Он же, по Зоиным словам, обозначил два объекта для финансовых вливаний — внучка и лаборатория какая-то. Скажу тебе честно, мам, я огорчусь, если Деньги уплывут в какую-то сраную американскую лабораторию. Да и тебя поддержать надо. Я же все вижу! Трудно тебе живется…