Ева. Книга 2 - Ева Миллс Страница 14

И он поплыл.

Мы смотрели, как он исчезал. Долго-долго был на виду, потом превратился в маленькую, мигающую точку и вдруг пропал, и сразу стало холодно и темно. Солнце село.

Никогда больше Новый год не будет для нас праздником, и с наступлением очередного ноября сердце будут тревожно стискивать дурные предчувствия, делая плаксивыми и капризными сверх меры. Но каждый год, 31 декабря, пока мы живы, вместе или порознь, в любом месте, куда нас ни занесет случай, мы будем зажигать свечи и пускать венок по воде. Всегда.

Я прижала Маризу к себе, укутав ее в полы пальто. Мы еще немного постояли, продуваемые вечерним зябким ветром, а потом пошли к машине.

Вместе.

* * *

– Ты уверена в своем решении? – в голосе мамы было беспокойство, и она не старалась его скрыть.

– Абсолютно. Мы продаем дом и уезжаем. – я была спокойна. Наконец-то я нашла выход из темноты. До него было еще далеко, но дорога была верной, и я не сомневалась.

– Куда ты потащишь ребенка посреди учебного года? – это папа. Пытается надавить на уязвимые точки, но у меня есть ответы.

– Сначала в Акадию. Локи очень хотел показать мне это место, значит – я его посмотрю. Потом поедем по стране, а к весне я планирую, что мы уже будем в Европе.

Папа побагровел:

– Я имел в виду не это!

– А я – как раз то. Не вы ли хотели, чтобы я наконец-то пришла в себя и начала жить?

– Но ни разу в наших желаниях не звучало, что тебе надо похерить все мосты и сбежать на край света!

– А ты бы рад посадить меня у своей ноги до конца дней!

– Я пытаюсь защитить тебя!

– А я пытаюсь поступать правильно.

– Ты ведешь себя как неразумная дура!

– А ты – как тиран и деспот!

Элена с шумом грохнула ладонями по столу:

– Брейк [21]! А ну-ка, сдали на шаг назад! Оба, немедленно.

Мы с папой одинаково пыхтели и раздували ноздри, но покорились.

– А теперь, когда мы все успокоились, попробуем еще раз. Ева, я правильно поняла, ты твердо намерена уехать?

Глядя исподлобья, прямо как в детстве, я кивнула:

– Да.

– Планируешь ли ты вернуться?

– Не знаю.

– Не знает она… Джек, теперь ты. Что тебя беспокоит?

Папа взорвался.

– Что меня беспокоит? И ты еще спрашиваешь? Твоя сумасшедшая дочь собралась взять с собой малолетнего ребенка и отправиться хипповать, а ты спокойным голосом говоришь: что тебя беспокоит, Джек? Она ни разу в жизни не выезжала одна дальше Портленда, я не уверен, что она самостоятельно сможет заправить бак бензином, из двух автобусов она всегда сядет в тот, который идет в противоположную сторону, ее всегда водили за ручку…

– Ты первый водил меня за ручку!

– Поэтому я знаю, о чем говорю!

– Остыньте! Вы оба – твердолобые упрямые бараны, одинаковые, что один, что вторая. И если уж выяснять, чья тут она дочь, то не у меня характер как у бешеного быка! А теперь – ты! – Элена круто развернулась в мою сторону:

– Ева, папа прав. Мы беспокоимся. Ты полтора года провела в оцепенении, заставляя всерьез переживать за твое душевное здоровье, а сейчас ни с того, ни с сего заявляешь, что прозрела и обрела истину. Это очень хорошо, и я искренне рада, но кто даст гарантии, что это не очередной виток твоего личного сумасшествия? Что ты собралась делать на континенте? Где и за какие средства жить? На сколько это путешествие грозит затянуться, и что ты планируешь делать потом? Вся эта затея попахивает сериальным авантюризмом, но мы-то не в кино! И ладно бы ты собралась рисковать лишь собственной жизнью, но ты втягиваешь в это свою дочь, нашу внучку!

Элену многие не любили за ее манеру говорить в лицо вещи, которые в обществе предпочитали перетирать за спиной. Но я ценила эту ее черту. Задав мне в лоб вопросы, которые я и сама уже себе не один раз задала, она бросила мне спасательный круг: плыви или тони.

Я выдохнула, и начала сначала, но уже спокойно.

– Мам, пап, я не чокнулась, правда.

На лицах родителей явственно читалось сомнение, но они, по крайней мере, молчали, и я продолжила.

– Мне все так же плохо, и я, увы, не получила никаких знамений. Но я готова – знаю, что поздно, знаю, что должна была раньше – быть сильной и заботиться о ребенке. Я хочу провести время с Маризой – только с ней – хочу вернуть ее доверие. Но этот город… Он пахнет Лукасом, я вижу его за каждым углом, на каждом перекрестке, слышу голос в отражении шагов, он везде! Я не смогу встать на ноги здесь. А значит, надо уехать. Мы всегда любили рассказы Локи о том, как он путешествовал в молодости. Мне пришла в голову мысль повторить его путь, побывать во всех тех местах, про которые мы столько раз слышали от него. Его картины принадлежат нашей дочери, но у меня есть страховка за магазин. Я все равно не смогу потратить эти деньги ни на что другое. По Штатам поедем на машине, останавливаться будем в гостиницах, или снимать дом – нормальное жилье, настоящие кровати – честное слово! Рику и Рэн зовут меня еще с прошлого года на фестиваль в Каннах, там у них опять какой-то фильм, из тех, что они продюсировали, так что в Европе мы будем не одни, а под присмотром, если уж вам так спокойней. Насчет учебы не волнуйтесь, я возьму примерную программу у мисс Лерой, мы с Маризой нагоним все самостоятельно. А что потом – я не знаю, не давите на меня. Мне нужно подумать и решить, как быть дальше. Обещаю, с сентября ребенок пойдет в школу как обычно, но это единственное, что я могу вам обещать.

Я выдохлась и умолкла.

Мы помолчали.

– Может, не стоит спешить продавать дом? Кто знает, что ты надумаешь. – теперь в маминых глазах светилось сочувствие. Но я знала, что если уступлю хоть немного, то просто рухну и второй раз не поднимусь.

– Нет. Не могу. Не могу там жить, это место не существует без Локи. Я уже говорила с Марией, она считает, что сможет продать быстро и за неплохую цену. Я попросила, чтобы она нашла хорошую семью. Это хороший дом, мы были там счастливы – еле слышно закончила я и закусила губу. О Ник, ты соврал мне, я никогда больше не смогу смеяться.

– Но, если немного подождать, хотя бы до школьных каникул, сделать все без спешки и не впопыхах… – Элена начала приводить разумные и невыносимые доводы, но резкий голос ее перебил.

– Я согласен.

Папа, который все это время не поднимал головы, сейчас смотрел мне в глаза, и понимал – я видела это, понимал, что творится в моей голове. Как бы сильно я ни любила и ни восхищалась своей матерью, но он всегда был мне ближе, я была его любимой дочкой и знала это. Порой беззастенчиво пользовалась, порой страдала при мысли о том, что разочаровываю его, не оправдываю ожидания. Иногда мы спорили и ругались как смертельные враги, обижая и обвиняя друг друга, а потом не спали ночами, страдая от того, что наговорили. Я не представляю, что стоил моему отцу этот последний год, когда он мог только бессильно наблюдать, не в силах ничего изменить, как я закапываю себя заживо. Он готов был на все, лишь бы я снова была счастлива, даже если ему для этого пришлось бы оторвать при этом кусок сердца.