Последняя милость - Луиз Пенни Страница 14

Габри, в викторианском пальто с пелериной и цилиндре, всегда возглавлял процессию. У него был красивый голос, хотя и не такой, о каком он мечтал. Каждое Рождество Руфь Зардо приходила в бистро в костюме Деда Мороза. Габри даже однажды ехидно заметил, что она выбрала этот костюм из экономии, так как ей не нужно было тратиться на искусственную бороду. И каждое Рождество Габри присаживался к ней на колени и просил в подарок лирическое сопрано, на что Дед Мороз неизменно предлагал оторвать ему яйца.

Каждое Рождество супруги Вашон устанавливали на лужайке перед домом старый рождественский вертеп с младенцем Иисусом в яслях, тремя волхвами и пластмассовыми ягнятами, которые постепенно исчезали под снежными заносами, чтобы весной снова чудесным образом появиться из-под снега.

Билли Уильямс впрягал своих першеронов в ярко-красные сани и катал местную детвору по деревне и покрытым снегом окрестным холмам. Дети забивались под потрепанную медвежью полость, прижимая к себе кружки с горячим шоколадом, а величавые серые гиганты везли свой груз так осторожно и размеренно, как будто осознавали, насколько он драгоценен. В теплом помещении бистро, с его открытыми очагами и разнокалиберной мебелью с выцветшей обивкой, царило оживление, и посетители уступали родителям места у окна, чтобы те, попивая горячий сидр, могли наблюдать за тем, как сани с их отпрысками потихоньку удаляются и исчезают за Мельничным холмом.

Клара с Питером закончили украшать свой дом, развесив в кухне сосновые ветки, которые прекрасно дополняли огромную сосну, установленную в гостиной. Теперь в их доме, как и во всех остальных домах деревни, пахло лесом.

Все подарки были упакованы и сложены под сосной. Клара каждое утро проходила мимо них и не уставала радоваться тому, что наконец-то благодаря завещанию Джейн среди этих подарков не было ни одного, подобранного на свалке Уильямсбурга. Наконец-то они с Питером могут обменяться подарками, которые не нуждаются в предварительной дезинфекции.

Над каминной доской Питер повесил мешочки в форме носков для подарков Санта-Клауса. Выпеченное в форме звездочек, елочек и снеговиков песочное печенье было посыпано серебристыми шариками, которые напоминали дробинки. Каждый вечер, перед тем как отправляться колядовать, Питер и Клара проводили в гостиной. Питер подбрасывал дрова в камин, а Клара фальшиво напевала рождественские гимны, подыгрывая себе на пианино. Часто к ним на бокал вина или легкий ужин заглядывали Мирна, Руфь или Габри с Оливье.

Время пролетело незаметно, и не успели они оглянуться, как уже наступил сочельник, который они все собирались отметить у Эмили. Но сначала, конечно, была еще рождественская служба в церкви Святого Фомы.

— Тихий вечер, святой вечер… — хором пели прихожане, хотя в их пении было больше энтузиазма, чем таланта. Честно говоря, они неизменно сбивались на мотив разбитной песенки «Что нам делать с пьяным матросом». Красивый тенор Габри вел основную мелодию или, по крайней мере, давал всем остальным почувствовать, что они блуждают в тональностях, как в лабиринте. За единственным исключением. Откуда-то из задних рядов деревянной церквушки доносился голос такой изумительной чистоты, что даже голос Габри не шел с ним ни в какое сравнение. Детский голос взмывал под купол, смешивался с нестройным хором прихожан и парил в вышине, среди веток падуба и сосны, которые члены Союза женщин англиканской церкви развешали повсюду, отчего у верующих создавалось впечатление, что они не в церкви, а в лесу. Билли Уильямс прикрепил к стропилам голые ветви клена, а женщины англиканской церкви под предводительством Матушки попросили его оплести их гирляндами с маленькими белыми лампочками, и теперь казалось, что над головами прихожан, ночное небо, искрящееся россыпью звезд. В этот вечер в церкви было много света и зелени.

— Зеленый — это цвет сердечной чакры, — объясняла Матушка.

— Я уверена, что епископ будет очень доволен, — сказала Кей.

В канун Рождества церковь Святого Фомы заполняли супружеские пары, возбужденные и уставшие в конце долгого дня дети, пожилые мужчины и женщины, которые ходили в эту церковь всю свою жизнь. Здесь они сидели на одних и тех же местах, молились одному и тому же Богу, здесь они крестились, венчались и отпевали своих близких. А те, кого им так никогда и не удалось похоронить, были увековечены на витражном стекле небольшого окна, которое было обращено на восток и в которое проникали самые первые, утренние лучи солнца. Они маршировали по желто-сине-зеленому стеклу, вечно юные, вечно совершенные, те, кого обессмертила Великая война [23]. А снизу, у их ног, на стекле были вытравлены их имена и надпись «Они были нашими детьми».

В этот вечер в церкви собрались англиканцы, католики, евреи, неверующие и люди, которые верили в нечто неопределенное и не ограниченное никакими церковными догмами. Все они пришли в церковь Святого Фомы потому, что в канун Рождества здесь было зелено и светло.

Но совершенно неожиданно именно в этот святой вечер здесь также можно было услышать необыкновенной красоты пение.

— Кругом покой… — пел изумительной красоты голос, ведя за собой нестройный хор прихожан.

Клара обернулась, пытаясь увидеть ребенка, которому он принадлежал. И она была не единственной. Многие вытянули шеи в том же направлении, высматривая неожиданного солиста. Даже Габри был вынужден, хотя и не очень охотно, уступить свою ведущую партию этому невесть откуда взявшемуся божественному голосу. Йитс [24]бы, наверное, сказал, что это ангел, уставший от бесконечных стенаний мертвых, решил присоединиться к их оживленной и радостной компании.

Неожиданно Клара увидела их.

В задней части церкви стояла Сиси де Пуатье в белом пушистом свитере, то ли мохеровом, то ли сделанном из меха убиенных котят. Рядом с ней стоял ее пышущий здоровьем безгласный муж. Но взгляд Клары был прикован к необъятных размеров девочке в кричаще-розовом платье без рукавов. Толстые руки казались распухшими, а складки жира, распирающие плотно облегающее платье, делали ее похожей на порцию тающего клубничного мороженого. Девочка выглядела ужасно нелепо.

Но ее лицо было прекрасно. Клара и раньше видела этого ребенка, но всегда на расстоянии и всегда с угрюмым, несчастным выражением лица. Теперь же взгляд девочки был устремлен вверх, к сверкающим стропилам церкви, и она сама явно пребывала в состоянии, которое обычно называют блаженством.

— Кругом светло… — Прекрасный голос Кри отражался от стропил, устремлялся вниз, просачивался под дверями старенькой церкви и журчал среди плавно падающих снежинок, припаркованных машин и голых ветвей кленов. Слова старого рождественского гимна скользили над замерзшим прудом, окутывали украшенные разноцветными гирляндами деревья и проникали в каждый счастливый дом Трех Сосен.

Сразу после службы священник заторопился к выходу, чтобы успеть на празднование сочельника в соседней деревне Клегхорн Холт.