Герцог в сияющих доспехах - Лоретта Чейз Страница 15

– Я уже думала об этом. Взвесила все «за» и «против». Библиотека в его доме в Ноттингемшире, должна признаться, важный пункт в моих расчетах. А если я что‑то упускала, то тетя Лавиния была счастлива заполнить пробелы. У меня будет все, что только можно пожелать, говорила она. Хотя, думаю, зависит от того, чего именно желать. И я не совсем понимаю, как он умудрился не оказаться по уши в долгах и закладных бумагах. Но не сомневайтесь: уж папа и дядя Генри изучили вопрос досконально! То есть дядя Генри изучил. Если честно, папа ничего не понимает в цифрах, если это не ставки на скачках. Эшмонт не растратил наследство, а преумножил. – Олимпия приложила ладонь ко лбу и вздохнула. – Все подумают, что я спятила.

Общество, насколько Рипли разбирался в его нравах, возложит вину на Эшмонта. Да он и сам так считал. Герцог, богатый, весьма привлекательный и обаятельный. Ему не приходилось набивать шишки, чтобы кому‑то понравиться. Он должен был вскружить девице голову так, чтобы не чуяла под собою ног от счастья, чтобы сходила с ума от радости в день свадьбы, а не топила тревогу в бренди.

Идиот.

– Никак передумали? – спросил Рипли. – Можем повернуть назад, и очень скоро будем в Ньюленд‑хаусе!

– Нет, Рубикон перейден, да и мы уже забрались далеко. – Она ткнула дрожащим пальцем в пространство. – Вон мост Патни. Я бы узнала его из тысячи.

– Да, там есть отличное… – Он оборвал себя на полуслове: его не было в Англии больше года – мало ли что. – Тут ведь не случалось землетрясений в последнее время? – спросил он у лодочников.

– Нет, ваша светлость, – ответил один из них, а второй уставился на него как на умалишенного.

– В таком случае могу ли я предположить, что «Белый лев» в Патни по‑прежнему стоит на своем месте? – спросил Рипли.

– Чего ему сделается, – ответил тот, что был разговорчивее.

– Мы остановимся в Патни и пообедаем в «Белом льве», – решил Рипли.

Значит, им придется пойти на главную улицу; времени это займет больше, чем если бы они пообедали в портовой таверне, но джентльмены не водят дам по тавернам.

Оба гребца согласно кивнули и повели ялик к берегу.

– Остановимся в Патни? – встревожилась Олимпия. – Если вы намерены совращать невинных гостиничных горничных, то у нас нет на это времени. Мне казалось, вы торопитесь от меня отделаться.

– Не думаете же вы, что я готов проделать весь длинный путь до Твикенема на голодный желудок, – парировал Рипли.

– Может, вы останетесь тут, а я поеду дальше? – предложила она. – Сегодня я что‑то не расположена совращать респектабельных хозяев гостиниц. И нужно же мне чем‑то заниматься, пока вы будете волочиться за горничными.

– Нам необходимо что‑то съесть, – твердо сказал Рипли. – Обоим. Впрочем, если не хотите, можете просто смотреть, как я буду есть.

– Я думала, вы торопитесь.

– Это же не обед в Виндзорском замке, так что много времени не займет. Поверьте моему опыту: вам лучше поесть, – иначе может разболеться голова.

Олимпия не помнила, когда ела в последний раз, да и вообще мало что могла припомнить: все смешалось в ее голове, и мир вокруг тоже был не тот, что прежде.

Предложение герцога не лишено смысла, решила она. Если не кормить тело, ослабнет и ум. Кроме того – хотя не призналась бы в этом Рипли, хоть посули он ей алмазную диадему, – она все‑таки пьяна, и это единственное объяснение, отчего в ее голове полный сумбур.

Олимпия всегда считала, что у нее здравый, практичный ум: практичный до занудства, как говорили некоторые, точнее – все, но сейчас там царили непрактичность и полная неразбериха.

Да, надо поесть. Это ведь недолго. Зато они продолжат путь сытые и отдохнувшие, и она сможет обдумать следующий шаг, да и вообще пораскинуть мозгами.

– Сандвич, пожалуй, я бы съела сандвич, – призналась Олимпия. – Там подают сандвичи?

– Я герцог.

– Наверняка у них найдется хоть один, – сказала она.

А если нет, можно достать сандвичи где‑нибудь в другом месте. Хорошо быть герцогом, особенно таким внушительным.

Нет, она‑то с ним не робела. Он один из «их бесчестий», то есть совершенно беспринципный, но зато наделенный властью, к тому же мужчина. Даже в ялике, рассчитанном на несколько человек, он занял собой все доступное пространство. Он сидел, скрестив вытянутые перед собой ноги, будто возлежал на мягком диване в турецком серале. Воображение тут же нарисовало ей картину: Рипли в свободной тунике и шароварах, – а в голове всплыли слова матери о первой брачной ночи. Шокирующее откровение.

Однажды она сбежала из дому с кем‑то из братьев и увидела, как жеребец взобрался на кобылу. Похоже, той было неудобно, но жеребец трудился что есть сил. У людей, разумеется, все совсем иначе…

…Она вовсе не хотела думать ни о чем таком рядом с этим огромным, не очень‑то похожим на джентльмена мужчиной… Или… Право же, очень хочется есть!

Гребцы причалили к пирсу и принялись складывать весла. Олимпия от нетерпения едва не выпрыгнула из лодки, но Рипли крепко взял ее за локоть. Не больно, не применяя силу, и все равно легкого захвата хватило, чтобы пригвоздить ее к скамье.

Она не знала, как ему это удалось, но подозревала, что будучи герцогом, этот человек привык к подчинению.

– Пусть сначала выйдут гребцы и закрепят ялик.

Олимпия готова была ждать сколько угодно, пока эта сильная ладонь сжимает ее предплечье. Тем временем гребцы не спеша выбрались из лодки, а потом, поворачиваясь так же неспешно, ухватились за узкий нос, чтобы придать ялику устойчивости.

– Вот теперь можно, – сказал Рипли, отпуская ее руку. – Только не спешите.

– Лодка ведь на суше, – удивилась она. – Точнее, на мокрой земле.

– Не целиком, – возразил Рипли. – Нос…

– Да‑да, я вижу. – Она торопливо подхватила свою фату, встала и сделала шаг вперед, и тут лодка покачнулась.

– Осторожно! – предупредил Рипли.

Она обернулась.

– Я не могу приказать лодке не качаться! Как вы сами заметили, она наполовину в воде, а вода…

– Держитесь центра!

– Я и так в центре.

Раздраженно фыркнув, она повернулась к нему спиной и стала пробираться вперед, когда он крикнул:

– Нет!

Ялик резко качнулся. Олимпия взмахнула руками, пытаясь устоять на ногах. С предостерегающим криком Рипли бросился к ней, протянул вперед руку, и она попыталась ее схватить, но не хватило самой малости. С шумным всплеском Олимпия свалилась за борт, в грязную воду.

Ругаясь на чем свет стоит, Рипли выскочил из ялика, оттолкнув лодочников, которые уже спешили к ней на помощь, и, с трудом переставляя ноги в жидкой грязи, подошел к ней. Олимпия сидела в мутной жиже, где ему было по колено.