Искусство обольщения - Кэтрин О'Нил Страница 15

– Что ты делаешь со мной? – шепотом произнес он.

– Что ты делаешь со мной? – эхом отозвалась она.

«Я хотела бы его нарисовать, – вдруг мелькнуло у нее в голове. – Я бы хотела доверить холсту то, что он заставил меня испытать».

Словно разгадав ее мысли, Ричард взял в свои широкие ладони лицо Мэйсон и крепко ее поцеловал.

Больше они не говорили, обмениваясь лишь стонами и вздохами. Мэйсон открыла глаза и увидела, что Ричард смотрит на нее с изумлением, словно и сам не ожидал того, что произошло. Пережитое потрясение пробрало его до самого основания. Глаза их встретились, и искра чего-то настоящего, честного проскочила между ними. И от того сокровенного, что увидела она в его глазах, дух ее воспарил, ликуя.

И в этот момент истины все показное, все тщеславное вмиг исчезло. Мэйсон, настоящая, без прикрас, лежала под ним и смотрела в его глаза. Ей казалось, что они не в глаза друг другу смотрят, но в души, и души их, потянувшись друг к другу, вот-вот сольются в одну, такие же обнаженные, как их тела.

Они лежали в обнимку, купаясь в теплых откатных волнах пережитого восторга, и никому из них не хотелось, чтобы это волшебство закончилось. Сердце Мэйсон билось так, как никогда не билось раньше. Она была охвачена чувством, природу которого понимала не вполне.

Однако рано или поздно это должно было закончиться. Медленно и болезненно реальность проникала в их рай. Постепенно стало ощущаться покачивание кареты, потом вернулось зрение, и Мэйсон увидела, как блестят на теле Ричарда бисеринки пота.

Тишина вдруг показалась такой плотной, что воспринималась как новый, ранее неслышимый звук. Все кончилось раньше, чем ей того хотелось. Ричард встал, подобрал с пола одежду и, взглянув на Мэйсон с участием, спросил:

– Где вы остановились?

Ей показалось, что он спросил об этом потому, что не нашел что сказать. Мэйсон не сразу поняла, о чем он. Ей пришлось взять себя в руки, чтобы окончательно вернуться в реальность. И снова ей пришлось вспомнить ту роль, что она играла.

– В Жокейском клубе на улице Писцов, – с трудом выговорила она, словно не говорила целый год и забыла, как это делается.

Ричард вскинул бровь.

– Жокейский клуб? А разве это не частный отель? Мэйсон села, расправила измятую юбку.

– Один из номеров принадлежит Фальконе. Он предложил мне пожить там, пока я в Париже.

– Тогда мы соседи. Мой отель как раз через улицу. Взгляды их встретились, и Мэйсон тихо вздохнула.

– Да, я знаю, – сказала она и добавила: – Я видела название вашего отеля на дверце экипажа.

– Ричард постучал в потолок, поднял штору и крикнул кучеру, куда ехать.

Затем с трогательной заботливостью он занялся приведением в порядок ее наряда, глуповато и ласково улыбаясь при этом. Он даже попытался водрузить на место ее шляпку, наблюдая за тем, как Мэйсон неуклюже натягивает панталоны – карету здорово качало.

Когда экипаж остановился, Ричард сказал:

– Мы ведь встретимся завтра? Чтобы продолжить… ваше образование.

Мэйсон радостно улыбнулась. Перспектива казалась более чем заманчивой.

Ричард насмешливо нахмурился:

– Я имею в виду искусство. Я мог бы показать вам Монмартр. Мы могли бы отправиться в тот мир, где жила Мэйсон.

– Я бы предпочла совершать эту прогулку не пешком, а в этом замечательном экипаже.

Ричард засмеялся густым, раскатистым смехом, который неизменно оказывал на нее все тот же потрясающий эффект.

– У меня утром есть кое-какие дела, но я отдам распоряжение, чтобы вас забрали из вашей гостиницы и привезли туда, где я буду вас ждать. Как насчет часа дня?

Мэйсон кивнула все с той же глуповатой улыбкой. Ричард наклонился, поцеловал ее в лоб, затем открыл дверцу кареты и, выйдя, помог ей сойти на землю.

– Значит, завтра в час?

Мэйсон смотрела вслед удалявшемуся экипажу, словно он явился сюда из другой эпохи. Карета, что доставила Золушку на бал, должно быть, выглядела так же. Мэйсон обхватила себя руками, не желая расставаться со все еще жившими в ней ощущениями. Все произошло в горячке страсти. Они оба заразились этой болезнью.

Мэйсон приехала в Париж, чтобы жить жизнью здешней богемы, чтобы впитать в себя этот мир, а потом выплеснуть его на холст в красках. Но жизнь ее во многих смыслах оказалась грубой подделкой. Потому что Мэйсон так ни разу и не испытала той страсти, которую искала и надеялась найти. Ни одно из ее предыдущих увлечений не оставляло ощущения подлинности.

Но это – это было настоящим. Мэйсон совсем не знала Ричарда Гаррета, не знала ничего о нем. Но то, что она чувствовала в его присутствии, оказалось более значительным, более исполненным смысла и более глубоким, чем все то, что она знала до него.

Ей уже страшно хотелось увидеть его вновь. Однако эта прогулка по миру Мэйсон… все очень усложняла.

Потому что она не была той, за которую Ричард ее принимал.

И она уже начала жалеть о том, что он не знает правды.

Гаррет рывком сел в кровати. Сердце его бешено билось, по лбу стекал пот. В комнате было очень темно и так тихо, что он слышал звуки своего сбивчивого дыхания. Что происходит?

Ночной кошмар.

Он быстро зажег настольную лампу и потянулся за книгой с цветными репродукциями, которую постоянно держал на тумбочке. Он открыл ее на странице с репродукцией натюрморта Шардена: серебряный кубок, чаша и ложка, на столе фрукты. Гаррет заставил себя погрузиться в созерцание умиротворяющей картины, и действительно немного успокоился.

Эти ночные кошмары были его проклятием. С детства они приходили к нему раз в неделю, иногда реже. Детали могли меняться, но, по сути, кошмар был один и тот же. Гаррет чувствовал себя заключенным в темноте, душной черноте, тесной и жуткой. Скрыться было некуда, и из этой непроглядной тьмы веяло ужасом. Этот невидимый ужас утягивал его за собой в темноту. И вдруг в отдалении загорался голубой свет – такой яркий, такой чистый. Он знал – там выход из мрачной темницы. Но, как ни старался дотянуться до него, свет становился все слабее, и, когда он уже выбивался из сил в потугах выбраться из мрака, свет исчезал совсем. Черный ужас накрывал его. И тогда Гаррет просыпался.

Но страх не уходил. Пока Гаррет не включал свет и не находил что-то красивое – репродукцию картины или скульптуры, на которой мог бы отдохнуть взгляд. Чтобы успокоиться и вернуться к реальности.

Ричард откинул простыню, спустил ноги на пол и нагой встал с постели. Подойдя к умывальнику, он взял кувшин с водой и, высоко подняв его, полил себе на голову. Прохладная вода прогнала остатки кошмара, слегка охладила пылающий лоб. Гаррет намочил плечи и грудь, пригладил ладонью намокшие волосы. Затем он вернулся к кровати, лег, раскинув руки, и попытался расслабиться.