Корабль мечты - Лука Ди Фульвио Страница 16

– Да я их даже не знаю…

– Прекрати дурака валять, – приструнил его могильщик. – Зачем тебе притворяться чурбаном?

– Ты о чем?

– Ну, прям как я, – словно мимоходом заметил Скаваморто. – Только потому, что кто-то живет один, это еще не значит, что ему никто не нужен. – Он легонько постучал кончиком пальца по лбу Меркурио. – Но когда привыкаешь жить в одиночестве, то превращаешься в настоящую скотину… И тогда себя уже не изменить. Поэтому меняйся, пока еще есть время. – Он отвернулся. – Цольфо не переменится, он слабак. А вот девчонка – молодец. Она прошла через ад, устроенный ее матерью… Знаешь, иногда лучше бы ребенку оказаться в сиротском приюте, чем жить с родителями.

Меркурио промолчал.

– Оставь сутану. Она вам поможет, если в дороге наткнетесь на разбойников. Бегите на север. И не задерживайтесь подолгу в деревнях. Такой городской мошенник, как ты, в селе будет что в ловушке. Тебе подойдут два города – Милан и Венеция. Туда и отправляйся. – Скаваморто пошел к своему дому, но, сделав два шага, остановился. – Я еще вот о чем забыл. Раз уж ты будешь меня обносить, то заплати. Сколько у тебя деньжат?

Они уставились друг другу в глаза, ожидая, кто первым отведет взгляд. Как и всегда.

– Сольдо, – сказал Меркурио.

– Серебряный?

– Золотой.

– Этого недостаточно. Мне нужно три.

– Трех у меня нет.

– Чушь.

– Два.

– И третий за твоих спутников.

– У них нет.

– Да ты шутник, – рассмеялся Скаваморто. – Ты точно поделился с ними, ты ведь у нас честный плут.

– Ну ладно, три. – Меркурио сплюнул на землю. – Душегуб ты.

Скаваморто протянул ему руку. Тонкие, точно паучьи лапки, пальцы подергивались.

Меркурио достал из-под сутаны три монеты.

– В конце и ты умрешь, мальчик, – уже привычным, грубым тоном сказал могильщик.

– Спасибо тебе, – улыбнулся Меркурио.

Скаваморто пошел в барак. Парень услышал, как распахнулась дверь, и в этот самый миг внутри раздался неаппетитный хрип, что-то среднее между кашлем и отрыжкой.

– НЕТ! – завопил Цольфо.

– Смерть забрала его раньше, чем я думал, – кивнул Скаваморто. – Все, уходи, мальчик. Прямо сейчас. – С этими словами он закрыл дверь дома.

Вокруг царила темнота. Меркурио зябко поежился. Подойдя к коновязи, он взял под уздцы двух низких коренастых лошадок, уже впряженных в повозку. Обычно на этих лошадях Скаваморто сам ездил по улицам Рима.

Подведя лошадей к бараку, в котором жили Дети Мертвых, парень вошел внутрь.

– Вы не похороните Эрколя голым, – громко произнес Меркурио, выделяя каждое слово. – Он был одним из нас.

Дети Мертвых задумчиво кивнули.

В комнате повисла тишина, и только Цольфо плакал навзрыд.

Меркурио подошел к Бенедетте и ее маленькому другу.

– Вы пойдете со мной.

Когда монах-фанатик и толпа ободранных крестьян прошли мимо, Исаак жестом приказал Джудитте не высовываться.

– Не станут же они преследовать нас до края мира, – проворчал он.

И правда, уже через полчаса толпа повалила обратно, только монаха с ними уже не было. Лишившись своего лидера, крестьяне уныло брели назад, явно жалея о том, что впустую потратили несколько часов, предназначавшихся для работы.

– Вот увидишь, в Венеции к евреям относятся хорошо.

Они вновь двинулись вперед, но на этот раз приходилось красться по лесу, точно пугливым зверькам. Отец и дочь молча шли до самого вечера, временами устраивая короткие привалы, чтобы поесть хлеба. Когда над землей сгустились сумерки, Исаак сказал дочери, что нельзя спать в таверне, когда за тобой гонится свора голодных псов. Срезав пару веток, мужчина соорудил что-то наподобие крытой лежанки. Там они с дочерью и устроились.

– Прижмись ко мне, так мы оба не замерзнем. – С этими словами Исаак уснул.

С наступлением утра они встали, размяли затекшие ноги, перешли дорогу и отправились назад. С этой стороны тракта лес был гуще.

– Я такая дура, – пробормотала Джудитта, останавливаясь. – Если бы я не сказала той бедной женщине, что ты врач, мы могли бы идти по дороге, а не прятаться в лесу.

Исаак повернулся.

– Я такая дура, – повторила девушка.

Джудитта так злилась на себя, что закусила нижнюю губу, пытаясь сдержать слезы.

Исаак встал перед дочерью, развернул ее к себе и поднял за подбородок ее лицо.

– Да, это правда. Ты совершила глупость, – сурово произнес он. – Люди, которые живут, как я… Ну, такие люди, как я… мы хотим сами заправлять своей судьбой. И сами решать, как и когда нам лгать. Понимаешь?

– Да, отец. – Джудитта пристыженно опустила голову. – Мне жаль.

Она хотела броситься ему на грудь, но Исаак удержал ее, заглядывая девушке в глаза.

– Ты допустила ошибку. И ты плохая попутчица. Зато… – Он вдруг рассмеялся, да так звонко и беззаботно, что Джудитта ошеломленно уставилась на него. – Зато ты сделала кое-что потрясающее. И только теперь, пройдя много миль, я понял это.

– Что? – опешила девушка.

Взгляд Исаака затуманился, точно мужчину поглотили воспоминания о далеком прошлом.

– Ты так красива, доченька. Так же, как и твоя мама. – Он осторожно погладил ее пальцем по щеке. – Ты понимаешь, что ты сделала?

– Что? – повторила Джудитта.

– Ты открыла мне будущее.

– О чем ты говоришь, пап? – удивленно переспросила она.

Но, прежде чем Исаак успел что-либо ответить, вдалеке раздался конский топот. И нестройный хор голосов. Земля задрожала, и отец с дочерью спрятались в подлеске.

Приложив палец к губам, Исаак пробормотал:

– Тихо!

Вскоре из-за поворота показалась процессия: пешие, всадники, обоз. Многие были в доспехах, на поясах висели ножны. Были в этом потоке и раненые с пропитанными кровью повязками. Кто-то хромал, опираясь на меч, точно на клюку. Тяжело раненных погрузили на телеги. На подводах и седлах висели арбалеты, луки и колчаны со стрелами. Похоже, маленькое войско возвращалось домой с победой, потому что солдаты пели. Всадники, невзирая на раны, сидели на конях, гордо расправив плечи и выпятив грудь. Солдаты во главе войска радостно размахивали флагами Светлейшей Республики.

– Они из Венеции, – прошептал дочери Исаак.

По дороге ехало с десяток повозок и шло не более сотни солдат. Исаак решил, что не стоит присоединяться к этой процессии, учитывая, что он путешествует с молодой хорошенькой девчонкой. Радость от победы порою была хуже горечи поражения.