Московский беSтиарий. Болтовня брюнетки - Маша Царева Страница 17

А потом жизнь вошла в привычную колею. Я забыла Лаврентия, но иногда с досадой вспоминала безвременно покинувшую меня шубу…

Ох, шуба моя, шуба! Если кого-то и жаль в этой истории, то только тебя… Вдруг ты иногда исподтишка подсматриваешь за мною из своего шубного рая? В таком случае знай – я раскаиваюсь и часто о тебе думаю… Если можешь, ты уж меня, пожалуйста, прости.

Москва – город, где можно приобрести или потерять все в считаные минуты. Золотой прииск бесхозных возможностей и мрачная чаща неожиданных опасностей. Никогда не подозреваешь, что произойдет с тобою завтра. Может быть, каблук твоих изношенных туфель надломится как раз в тот момент, когда в суетливой толпе ты будешь пробегать мимо случайно оказавшегося на улице мультимиллионера. Ты споткнешься, а он галантно предложит тебе руку, и в ваших несмелых улыбках послышится отзвук свадебного марша. Я знаю точно, такое случается. Моя знакомая, Лида, именно таким образом вышла замуж. Правда, через полгода мультимиллионер влюбился в звезду стриптиза, а Лидку выставил из дома без копейки в кармане, но это уже совсем другая история…

Москва – беспроигрышная лотерея. У каждого есть шанс сорвать джекпот.

С другой стороны, не вовремя оказавшись в пустой рассветной подворотне, ты запросто можешь угодить в лапы прыщавых отморозков, вооруженных перочинными ножиками. Глумливо перехихикиваясь, они выдернут из твоих ушей золотые сережки и отнимут кошелек.

Такое однажды случилось со мной.

Дело было на рассвете, в полшестого утра.

Я возвращалась из ночного клуба. Летнее утро было таким обманчиво-безмятежным, таким дымчато-золотым, что черт меня дернул не ловить сразу такси, а прогуляться по пустынному городу пешком. Мой путь петлял в уютных переулочках старого центра, я то углублялась в знакомые дворики, то выныривала обратно на улицу. Людей вокруг не было, машин – тоже. Я наслаждалась тишиной, и свежей утренней прохладой, и добровольной бессонницей… и не заметила, что те двое идут за мной по пятам.

Было им от силы лет по восемнадцать. Коренастые, бритоголовые, с простыми широкими мордашками и бесцветными бровями – есть лица, которые не можешь запомнить, даже если работаешь с ними бок о бок изо дня в день.

В гулкой пустынной подворотне они решились напасть. Я и понять ничего не успела, как они материализовались передо мной, точно двое из ларца. По выражению их лиц сразу стало ясно, что ребята не время спросить подошли. В руке одного красноречиво блеснуло лезвие ножа, другой схватил меня за плечи и прижал к холодной пыльной стене.

Сердце мое ухнуло в бездонную адреналиновую яму. Я испуганно заглядывала в серые мелковатые глаза парнишки в поисках похотливого блеска. Не хватало еще на старости лет быть изнасилованной малолетними хулиганами!

– У меня есть справка из вендиспансера, – на всякий случай промямлила я, губы от волнения противно пересохли, – я… нездорова!

– Да кому ты нужна, кошелка, – хмыкнул тот, что с ножом, – серьги снимай!

Золотые сережки с крошечными сапфирами мне подарила бабушка. На шестнадцатилетие.

– Они… грошовые.

– Снимай, кому говорят, – хамоватый басок неуверенно прорезался сквозь неоперившийся мальчишеский фальцет, – а то с мясом вырву.

Вздохнув, я щелкнула замочками и положила серьги в чумазую ладошку.

– Кошелек гони!

Я обреченно распахнула сумку.

– Оставьте хотя бы на такси.

– Обойдешься, – подумав, тип с ножом вырвал у меня из рук сумку.

– Натурой расплатишься, – хохотнул второй.

Перед тем как убежать, он зачем-то толкнул меня в грудь, да так сильно, что я потеряла равновесие и повалилась на бок, как кегля в боулинге.

И вот, с разбитой в кровь коленкой, в грязном платье и порванных чулках, без денег и документов, я оказалась одна в центре просыпающегося города. Я не смогла сдержать слез – было обидно и за сережки, и вообще за то, что я, взрослая женщина, оказалась в такой нелепой, унизительной ситуации. Слезы вперемешку с модной синей тушью текли по моим щекам, одна из накладных ресничек отклеилась и уныло повисла на краешке века. Наверное, в тот момент я была похожа на изнасилованную Мальвину.

Ну как я в таком виде появлюсь в метро?!

Я обессиленно присела на корточки возле стены и попыталась припомнить, кто из знакомых проживает неподалеку. И вдруг…

– Девушка, вам плохо?

Сочувственный женский голос, совсем близко. Я вытерла слезы ладонями и подняла голову – рядом со мной присела девушка, совсем девчонка, которая, видимо, тоже возвращалась с шумного ночного бдения, потому что форма одежды и макияж у нее были отнюдь не будничные.

– Меня ограбили, – прошептала я.

– Ужас какой! Но ты тоже хороша, здесь местечко еще то, а ты одна совсем… Ладно, поднимайся. Я живу здесь рядом, в соседнем доме. Пойдем, умоешься хотя бы.

– Спасибо, – прошелестела я, – честное слово, я не обманываю, я…

– Да пошли уже. – Она хлопнула меня по плечу. Руки у нее были сильные. – Не куксись, с каждым случиться может!

Девушка представилась Любашей. Видимо, она тоже возвращалась из ночного заведения, только, скорее всего, то была дискотека районного ДК. Моя спасительница была похожа на пэтэушницу в худшем смысле этого слова: соломенная пергидроль жестких волос, прозрачная дешевая блуза в зацепках, не оставляющая пространства для фантазии, кожаная мини-юбка. Ее коротенькие плотные ножки формой напоминали пивные бутылочки. Небольшие серые глаза щедро обведены фиолетовым, сероватая бугристая кожа покрыта толстым слоем тональника.

– Сейчас чайку выпьем, потом можешь принять душ, и вызовем тебе такси, – ободрительно улыбнулась она. – Денег одолжу.

– Даже не знаю, как вас благодарить… Она жила в кирпичном трехэтажном особнячке, который когда-то слыл элитным и добротным, а теперь всеми морщинками грязных стен молил о капремонте. В подъезде душераздирающе пахло кошками и многослойными испражнениями – видимо, не первый год данное помещение было общественным туалетом для всех окрестных бомжей. Битые стекла, консервные банки с похожими на личинок окурками, обугленные скелеты почтовых ящиков… Даже сложно было представить, что мы находимся в самом центре Москвы.

– Я комнату снимаю, у бабки одной, – гремя ключами, объяснила Любаша, – так что ты не шуми.

Квартира с порога оглушила меня запахом старости и кислых щей. Подгнивший серый паркет возмущенно скрипел при каждом шаге, ветхие обои лоснились и клочьями свисали со стен, обнажая под собой пожелтевшие от времени газеты.

Любаша со стуком сбросила туфли и жестом попросила меня сделать то же самое. Ее колготки были продраны и неоднократно заштопаны, из неаккуратных дыр выглядывали воспаленные стертые пальцы.

Она кивнула в сторону одной из комнат, я последовала за ней на цыпочках. Мне было как-то не по себе. Обезоруживающая бедность Любаши заявляла о себе каждым попадающимся на глаза предметом.