Репетиция конца света - Елена Арсеньева Страница 17

И так будет теперь всегда, потому что судьбаАлены – одиночество. Ведь она любила Михаила, она хранила ему верность, она невидела рядом с собой никого другого, даже подумать об этом другом не могла. Иесли она все-таки выживет, то как же будет жить? Ее пугает не отсутствиемужчины в ее постели, а отсутствие человека, которому можно пожаловаться,поплакаться, от которого ждешь сочувствия и добра. Никто не обнимет, неприжмет, не погладит по голове, не скажет нежно: «Радость моя, счастье мое, нууспокойся, я с тобой. Я тебя никому не отдам!» Даже такая сильная, независимаяженщина, какой всегда считала себя Алена, которая вроде бы очень ценит своеодиночество (для ее работы необходима сосредоточенность), мечтает быть слабой,зависимой, мечтает принадлежать мужчине и чувствует себя несчастной, брошеннойсобачонкой, когда...

– Пожалуйста, пожалуйста, неплачьте! – долетел до Алены молящий голос. – Говорю же, я нечаянно, яне хотел ничего такого!..

Это попутчик ее утешает. Почему он решил, чтоона плачет? У нее и в мыслях не было. А если его лицо расплывается перед еевзором, то лишь потому, что на ресницы попало это дурацкое шампанское! А трясетее только оттого, что, как ни тепло в купе, все равно зябко в намокшем халате.

– Да успокойтесь же! – Попутчикоказался рядом, обнял Алену за плечи, встряхнул. – Успокойтесь. Неужели явас так напугал? Но я и предположить не мог такого взрыва восторга у этойбутылки. Наверное, перегрелось шампанское. Понимаете, я так же, как и вы, хотелспать и только спать, знал, что непременно просплю новогоднюю полночь, а безстереотипного шампанского пересечь рубеж двух лет все же не хватило духу. Будтобы какой-то священный обряд остался не исполненным. Ну, думаю, выпью сейчастихонько, а потом спать лягу. И тут вдруг... Нет, это кошмар какой-то! Еслихотите знать, я испугался чуть ли не сильнее, чем вы. Ну успокойтесь, ну несердитесь на меня!

Да не сердилась она на него, не на него онасердилась, но разве ему это объяснишь? Этот черноглазый – не более чем орудиеее злой судьбы. Этакая насмешка над ее горем. Но если он говорит правду, если ивпрямь не хотел ее обидеть, то довольно глупо напрягать его своимиистерическими слезами.

Алена глубоко вздохнула раз и другой, пытаясьсовладать с голосом.

– Ладно, я не сержусь, – выдавиланаконец. – Все нормально, это я просто от неожиданности испугалась. Ну,что же вы сидите? Если открыли шампанское, его надо выпить, правда? Так пейте.

– Я бы с удовольствием, – унылопроговорил он. – Да еще и вас попросил бы компанию составить. Нопонимаете, какая штука, бутылка практически пуста. – И в доказательствосвоих слов он потряс перед Аленой темной тяжелой бутылкой с остатками фольги нагорлышке. – Все вылилось на вас. И на вашу постель. Разве вы не чувствуетезапаха?

Никакого запаха она не чувствовала, потому чтонос заложило после слез. Покачала головой.

– Ну а я чувствую, – сказалпопутчик. – Запах очень приятный, судя по всему, шампанское заслужило своюцену. А на вкус... извините, мне очень хочется знать, какое оно было навкус. – И в следующее мгновение Алена почувствовала прикосновение его губк своей шее.

От изумления она даже не сразу сообразилавозмутиться. Сидела как пришитая, в то время как губы попутчика сползли от ееуха к плечу и уткнулись в ямку над ключицей. Он бесцеремонно лизнул ямку итихонько причмокнул:

– Господи, как вкусно. Жаль, что вы неможете себя полизать. В самом деле, великолепное шампанское! Все, что я могувам предложить... – Он лизнул другую ключицу, а потом, пробормотав:«Попробуйте, какое оно вкусное!» – припал к губам Алены. И она находилась втаком ошеломлении, в таком смятении духа, что (круглая идиотка!) не нашланичего лучше, чем быстро, словно боясь опоздать, ответно облизать его губы!

***

Что Володя умел, так это отыскивать средилюдей себе подобных. Он как будто видел некое тавро, которым еще при рожденииметили человека, способного преступить устои общества. Причем не толькопреступить устои, но и как бы взять с общества некий налог. За что? Да за чтоугодно. За то, что родился у небогатых родителей (родителей, как известно, невыбирают, но кто сказал, что их непременно надо любить?), что не повезловыиграть крупную сумму в казино, в «Русском лото», в игральном автомате, что неуспел прибрать к рукам какую-нибудь собственность разваливающейся страны... чторылом не вышел, в конце концов!.. Причина годилась любая – для тех, кому надонепременно объяснять свои проступки, подвести под них, так сказать,теоретическую базу. Даже удивительно, сколь многому количеству народа надонепременно себя оправдать – хотя бы перед самим собой; доказать, что имею, имеюя право пойти и стукнуть топором по башке ближнего своего! Отомстить ему!

За что? Да хотя бы за то, что у него зарплатабольше и чин выше.

Кто ставит на лоб человеку эту незримую метку?Да уж, наверное, не ангел-хранитель! Кто наделил Володю умением эту меткуразличать? Да уж, наверное, не святые небесные силы. Но когда, проходя черезтурникет на станции «Московский вокзал», он бросил случайный взгляд намилиционера охраны – совершенно обыкновенного, серолицего, угрюмогомента! – его шибануло таким зарядом ненависти, что Володя даже споткнулся.Да этот человек весь испещрен теми незримыми метками! В его готовности убитьможно было не сомневаться.

Володя отошел в сторонку и принялся исподтишканаблюдать за милиционером. Как бы он ни выпендривался перед Ольгой и еедвоюродной сестрицей, делая вид, что готов на все и все умеет, сам про себя онзнал, что вполне может сдрейфить в ту решающую минуту, когда надо будет отнятьу человека самую драгоценную его собственность – жизнь. А этот мужик – несдрейфит. Просто насмешка судьбы, что он носит форму тех, кто обязан людейохранять!

Потом, когда они уже закорешились, Сайковпризнался, что, когда Володя проходил мимо, его как будто шилом в бок ткнули.Именно поэтому он не окрысился, не отвернулся, не начал материться, а спокойновыслушал незнакомого человека, который, дождавшись, когда в вестибюле станциистало поменьше народу и милиционер направился к выходу – покурить, вдругзагородил ему дорогу и негромко спросил: «Заработать хочешь?»