Обратная сторона - Ольга Иженякова Страница 17

В кромешной темноте по скользкой от дождя улице катит такси. Водитель уверяет, что от моего дома до автовокзала десять километров, а потому и плату требует соответствующую. Но я-то знаю, что это расстояние равняется шести с половиной километрам, я много раз проходила его пешком и поэтому пытаюсь спорить. Бесполезно. По капоту барабанит дождь и мне начинает казаться, что кто-то невидимый шепчет: «Мол-чи, мол-чи». И вправду, лучше ведь промолчать, чем идти в темноту и дождь пешком…

На автовокзале много людей. Все женщины с тяжеленными сумками (и я не исключение), мужчины — налегке. Заспанная кондукторша говорит, что такое количество безбилетников, как сейчас, она только в гробу видала. И куда все прут? Но если водитель разрешает ехать стоя, то пусть едут. В конце концов никто не виноват, что за два дня до рейса билетов уже не было. Лето на улице!

— От этих каникул и отпусков у транспортников одна головная боль — больше ничего! — вздыхает кондукторша и продолжает: — Хоть бы автопарк обновили, а то автобусы на ходу сыплются.

В салоне весело. Большая компания едет со свадьбы. Гитара, водка, песни, воспоминания.

— Я все никак понять не могу, почему Андрюха на такой старой женился? — кричит сосед рядом, поворачиваясь к девушке на заднем сиденье.

— Он чо, совсем офигел? Сколько ей там? Тридцать четыре? Это же почти пенсионерка! А ему двадцать три, прикинь? Нет, я конечно, понимаю. Дом, всем обставленный, дача, машина и все такое. Но ведь могли и так жить! Зачем позориться-то на всю округу? Вон сколько молодых баб кругом! И образованных, и при деньгах, и вообще разных!

Девушка с заднего сиденья отвечает, что у них большая любовь…

— Какая может быть любовь в наше время? — возражает мой сосед. — День прошел — и ладно! А с чем едят любовь — не знаю, не знаю…

Автобус проезжает мимо укрытых туманом полей, стогов сена, мелких речушек, березовых рощиц и застенчивого утреннего солнца.

Почему-то становится вдруг грустно. Природа просыпается, а я еду, еду. Нет, чтобы остановиться, задержаться и медленно пройтись — можно даже босиком по сочному от росы полю, послушать кукушку. В этом году, кстати, я ее еще не слышала. Зато в салоне все бурно обсуждают прелести навороченного джипа, который может проехать даже по топким болотам.

Автобус гудит, как случайно задетый муравейник. Почему-то людям нет никакого дела до утренней природы. Они с нетерпением ждут, когда наконец окажутся на станции, где можно будет немного передохнуть и… снова пойти по жизни, возможно, снова с ношей — куда же без нее?

Бегом-бегом по скрипящему гравию я тороплюсь на поезд. Все мои надежды сейчас вложены в бледно-оранжевый билет, который дает право прибыть сегодня же в относительно цивилизованный поселок огромного Ханты-Мансийского округа, который по-другому именуют еще Югрой. У меня в запасе полторы минуты, или девяносто секунд. Поезд медленно трогается с места. Я со всего маху падаю голыми коленками на гравий, вскрикиваю от неимоверной боли, но тут же быстро вскакиваю и на ходу запрыгиваю в свой вагон…

Каждый раз, находясь в дороге, я прихожу к выводу: человек — это так много! Это первый крик, шаги по росе, сердечная молитва, новые дома, уютные дворики… Справедливые законы, посаженные нами деревья, маленькие дети, полевые и садовые цветы, моря и горы… И это все Ты — человек, то есть Я. Не случайно ведь так великие говорят!

В дороге возникает удивительное чувство причастности к бегу жизни, к ее сумасшедшему ритму.

И пусть сосед напротив думает, что я тупая курица или обычная авантюристка, пусть криво улыбается проводник. Но я-то кое-что знаю, и это дает уверенность прыгать на ходу в поезд. Более того, это дает уверенность не пропустить главного поезда в своей жизни.

За окном тянутся болота и мелькают карликовые березки. Я осторожно смазываю разбитые колени йодом и морщусь от боли.

— Девушка, хотите соку? — предлагает попутчица.

Моя благодарная улыбка, видимо, располагает ее, и она рассказывает:

— Я совсем одна… Как разошлась шесть лет назад со своим, так никого больше и не было. А главное — не хочу! Как погляжу, как живут вокруг, так и даром мне никого не надо. Какой-то слабый мужик нынче пошел, прям как после мировой войны. Кто бы знал, каково это женщине быть одной?

Колени нестерпимо болят. Я пытаюсь заснуть и сквозь сон слышу: моя соседка уже разговаривает с другой женщиной:

— Сейчас на перроне все пассажиры из окошек машут провожающим, а мне некому, — разве что папе, на кладбище… Я-то еще молодая, тридцать девять нынче стукнуло. Сил во мне, энергии — ого-го! А кому оно надо? По хозяйству бегаю туда-сюда, все что-то делаю, суечусь. Вон, морошки нынче, как говна. Бери — не хочу. Я насобирала полтора ведра, да куда мне одной столько? Наморозила, конечно, варенья наварила. Оно оранжевое, необычное, вроде как апельсиновое смотрится. А нонешний год так вообще удачным вышел. Кедрача много — раз, уток до хрена на болота прилетело — два. Я их, если хочешь знать, сроду не ощипывала. А тут сын настрелял пару чирков и принес мне ощипывать. Взяла их, гляжу, а по ним вши бегают! И меня такая брезгливость вдруг проняла! Я их потом и кипятком ошпарила, как положено. Но все равно мясо утиное теперь есть не буду ни за какие шиши! Такое чувство будто оно все-все из тины.

На вокзале продают много вяленой и копченой рыбы местного улова, но мне сейчас не до нее.

Я спешу в речной порт. Через двадцать восемь минут с пристани отплывает мой теплоход. Медлить нельзя, другой будет только на следующей неделе, и такси на предельной скорости везет меня на другой конец поселка, к причалу.

В кассе я покупаю билет последней. Лечу на пристань. Улыбаюсь неестественно тонкобровой капитанше и вхожу в пассажирскую каюту. Короткие железные ступеньки и высокие каблуки. Класс! Как только я плюхаюсь на свое место, тут же начинает гудеть мотор, волны изо всех сил бьются о пристань. Теплоход медленно делает поворот и берет курс на север. Штурман на судне тоже женщина, ну и кок, само собой. Пассажиры — в основном местные мужчины.

Я думаю о том, как хорошо, что я надела длинную юбку и теперь не видно кровавых синяков на коленях. Все смотрят на мои высокие каблуки и думают, что у меня все замечательно. И правильно. Миру нужно демонстрировать красивое и только красивое, пусть все улыбаются!

А теплоход тем временем уверенно разрезает яркую синеву реку, какая, наверное, бывает только в этих местах да на картинах первоклассных художников. И мне почему-то без устали хочется смотреть на это чудо.

По краям реки оккупировали белоснежные лилии, их ярко-желтые сердечки видно далеко и оттого кажется, что попала в какую-то другую страну — страну вечного Солнца.

Только что здесь прошел дождь, и над лесом появилась огромная, невероятно яркая радуга.

Потревоженные шумом теплохода постоянно вылетают из камышей испуганные утки. Покружат, покружат немного — и снова в свое гнездо.