Необычная гувернантка - Карен Рэнни Страница 18

Беатрис села на кровать, натянула чулки и принялась оттирать от грязи старенькие туфли салфеткой. Приведя в порядок обувь, она подошла к зеркалу и разгладила руками корсаж и юбку.

Может, стоит перешнуровать корсет? Нет, он достаточно тугой, может быть, даже слишком, потому что грудь ее выпирала вперед словно нос корабля.

К счастью, утром служанка отутюжила платье Беатрис, которое, говоря откровенно, выглядело намного лучше, чем остальные два, составлявшие весь ее гардероб. Платье принадлежало матери Беатрис, а та надевала его крайне редко. Правда, юбка оказалась немного коротковата. Беатрис распорола низ, но на подоле остался заметный след. С этим пришлось как-то смириться. Она застегнула пуговицы на корсаже, затем вымыла руки и в последний раз оглядела себя в зеркале.

В дверь постучали. Беатрис решила, что пришла служанка, чтобы проводить ее в обеденный зал, но на пороге она увидела Камерона Гордона в кресле на колесах и с увесистым свертком на коленях. – Камерон протянул его ошеломленной девушке.

Она взяла сверток и широко распахнула дверь, не зная, то ли сделать реверанс, то ли пригласить Камерона войти. Даже в инвалидном кресле этот человек выглядел величественно, словно восседающий на троне король.

Камерон сам разрешил сомнения Беатрис. Он ухватился за колеса и вкатил кресло в комнату, а затем жестом приказал девушке закрыть дверь.

– Это не подарок, а необходимая мера, – произнес он, кивнув в сторону свертка.

Камерон выжидающе замолчал, и Беатрис поняла, что ей следует развернуть бумагу.

Внутри оказалась великолепная накидка из темно-синей шерсти, мягкая и невероятно теплая на ощупь.

– Какая прелесть!

– Эта вещь принадлежала моей покойной жене. У вас тот же размер, мисс Синклер. Накидка будет куда уместнее, чем плащ моего сына. – Щеки Беатрис вспыхнули. Неужели этому человеку известно все, что происходит в Крэннок-Касле? – К сожалению, я здесь в качестве вашего нанимателя, мисс Синклер. – Камерон направил кресло к окну и жестом велел Беатрис сесть за стол рядом с ним.

В обществе Камерона девушка явно испытывала неловкость (отчасти потому, что была намного выше его ростом). К тому же она никогда прежде не встречала людей, навсегда прикованных к инвалидному креслу.

Беатрис хотелось показать Камерону, что она глубоко сочувствует его несчастью, но она совершенно не представляла себе, как это сделать, тем более что объект ее жалости недвусмысленно давал понять, что в жалости не нуждается. Беатрис в полном молчании села и сложила руки, на краю стола, ожидая продолжения разговора.

– Как ваш наниматель, я считаю своим долгом предостеречь вас.

– Я сделала что-то не так, мистер Гордон?

– Ровным счетом ничего, мисс Синклер. Ваша вина единственно в том, что вы молодая женщина, лишившаяся семьи. – Камерон выдержал паузу. – Мой сын – очень красивый мужчина. – Беатрис снова залилась краской. Почему-то в Килбридден-Виллидж ей не приходилось так часто краснеть. – Мне бы не хотелось, чтобы вы пополнили список его побед. – Беатрис смутилась еще больше. Одно дело – вести себя глупо, и совсем другое – когда тебя отчитывают за глупость. – Вы вели задушевные беседы с моим сыном, не так ли?

– Мы действительно разговаривали несколько раз.

– Так это обычно и начинается, мисс Синклер. Впечатлительные юные леди вроде вас вначале вступают в разговор, а потом поддаются мужским чарам. А дальше, сами того не ведая, оказываются вовлечены в отношения, которые повергли бы в ужас их родителей. Поскольку вы одна на свете, я обязан вовремя вас предупредить.

Беатрис прижала ладони к столу, не глядя на Камерона, а потом опустила руки на колени и сцепила пальцы.

– Хоть я и одна на свете, это еще не делает меня безрассудной, сэр.

– Что ж, вы меня приободрили. Полагаю, будет разумнее, если вы откажетесь от визитов в столовую. По крайней мере пока из Лондона не вернется моя жена. Уверен, вы понимаете почему. А до тех пор мы с сыном станем жить по-холостяцки. Итак, решено: вам будут доставлять еду в комнату, мисс Синклер.

– Конечно, – согласилась Беатрис, не поднимая глаз, чтобы ненароком не показать, как глубоко она разочарована.

Закрывая дверь за отцом Девлена, Беатрис поймала себя на мысли, что не доверяет ни одному из Гордонов. «Пожалуй, впредь лучше будет скрывать свои чувства от них обоих», – решила она.

Несколько минут спустя горничная принесла поднос, полный яств. Как и в прошлый раз, Беатрис не могла пожаловаться на отсутствие выбора. Блюда и соусники едва поместились на столе.

Девушка слишком долго страдала от голода, чтобы пренебрегать едой. После первой же ложки лукового супа Беатрис уже нисколько не задевало, что она обедает одна в своей комнате.

Она с удовольствием попробовала нежные овощи – картошку с морковью и фасолью, – приправленные острым соусом, а чудесный ростбиф оказался таким сочным, что Беатрис легко справилась с ним без помощи ножа. К аппетитным булочкам, покрытым хрустящей корочкой, ей подали горшочки с маслом и медом. Горничная поставила на стол и графин с вином, никак не меньше стакана. Беатрис неторопливо приступила к еде, смакуя каждый крохотный кусочек и наслаждаясь терпким вкусом вина. Пиршество заняло у нее больше часа.

Она не стала задергивать шторы и села перед окном, разглядывая темные холмы и деревню, видневшуюся где-то далеко внизу. Мерцающие огни у подножия горы напоминали звезды, но Беатрис знала, что это огоньки свечей. Там, в озаренных золотистым сиянием комнатах, сидят и разговаривают люди, делятся своими заботами, смеются или ссорятся.

В том мире нет места одиночеству. Там обсуждают еще один прожитый день, жалуются на жизнь, говорят о любви, пережевывают повседневную рутину, засыпают друг друга вопросами и отвечают.

Иногда Беатрис так не хватало прикосновения другого человеческого существа, что к горлу подступали рыдания. Временами ей хотелось просто с кем-то поговорить, посмеяться.

Она была одна в целом мире, где никого не заботило, жива ли она или давно умерла.

На какое-то мгновение Беатрис едва не поддалась отчаянию, но усилием воли заставила себя не думать об одиночестве. Пусть у нее не осталось никого, кто любил бы ее, но она обязательно найдет себе такого человека. Друга, или знакомого, или даже ребенка, такого, как Роберт. Кого-то, кому будет приятно находиться в ее обществе.

Одинокая жизнь без любви или привязанности противна человеческой природе. Проходят дни, но никто не скажет тебе: «Как ты? Хорошо ли тебе? Я вижу, ты улыбаешься! Почему глаза твои полны слез?»

Беатрис с досадой посмотрела на пустой бокал. Должно быть, это вино заставило ее так нелепо расчувствоваться.

Она поднялась, раскрыла окно и вдохнула свежий ночной воздух. Ветер утих, но стало заметно прохладнее. Беатрис не торопилась закрывать окно. Она накинула на плечи свою новую накидку и вгляделась в темноту, где мерцали дразнящие огоньки. Одиночество и гнев душили ее.