Во власти теней - Жюльетта Бенцони Страница 18

Звук ее мягкого голоса проник сквозь толщу отчуждения, которым этот человек отгородился от всего мира, чтобы никого не видеть и не слышать. Он приподнял голову, опущенную на руки, показав свое исхудавшее, но такое знакомое Фьоре лицо.

– Матье! – прошептала она, в то время как пленник быстро схватил запотевший кувшинчик и стал из него с жадностью пить. – Матье де Прам! Но как вы здесь очутились? Где Филипп?

Услышав свое имя, несчастный вздрогнул и взглянул на нее поверх кувшина. В глазах его была скорбь.

– Умер!.. – произнес он наконец. – Его взяли… как мятежника, в Дижоне… и казнили. Я хотел поднять народ, чтобы спасти его от эшафота. Вот за это меня и схватили.

На какое-то мгновение воцарилось глубочайшее молчание. С остановившимся сердцем Фьора взглянула на закованного в цепи человека. Ей показалось, что голос ее, ставший вдруг странно беззвучным, доносится откуда-то издалека.

– Умер? Вы хотите сказать… что его убили?

– Да, люди короля. Губернатор Дижона, сир де Краон! Сам я не видел, как он умирал, меня увели до казни… но он уже был на эшафоте… Простите меня! Вы помогли мне, а я причинил вам боль.

Фьора уже ничего не слышала. Вокруг нее все закачалось. Пронзительно синее небо, флюгеры замка, перекладины клетки и взволнованное лицо молодого пленника, который расширенными глазами смотрел, как она бледнеет, не в силах ей чем-нибудь помочь.

К счастью, Леонарда оказалась поблизости. Пришпорив своего мула, она в одно мгновение очутилась возле Фьоры и как раз успела ее подхватить.

– Помогите же! – вскричала она. – Разве вы не видите, что с ней обморок? Или у вас вместо сердец бесчувственные камни?

Сержант кинулся ей на помощь, а из толпы к ней уже протискивались сердобольные женщины.

– Я не должен был пускать ее! – сокрушался солдат.

– Разве можно ее удержать, если она чего захочет? Но надо признать, что ей в ее состоянии не подобало видеть этого несчастного. Не могли бы вы содержать ваших пленников в более человеческих условиях?

Раздосадованный неожиданной задержкой, солдат с беспокойством оглянулся вокруг, потом наклонился к старой даме и быстро прошептал:

– Она знает этого человека? Это ее друг?

– Да, но что вам за дело до этого?

– Не беспокойтесь! Скажите ей, что я постараюсь ему чем-нибудь помочь. Пусть она вспоминает сержанта Мартена Венана. А теперь идите к ней. Нам надо двигаться дальше!

Десятки услужливых рук помогли снять Фьору с мула и отнести в трактир на улице Ле-Карруа, где только что они ужинали. Флоран, обезумевший от тревоги, сжимал ее похолодевшую руку. Сержант отдавал распоряжения, и Леонарда, обернувшись к нему, спросила:

– Куда вы везете этого человека?

– В крепость Де-Лош! Да хранит вас господь!

Леонарда ничего не ответила на адресованное ей пожелание. Она уже направлялась к трактиру, где Фьору уложили на скамью, подложив ей под голову подушечку. Хозяйка трактира шлепала ее по рукам, а Флоран смачивал ей виски уксусом, но ничего не помогало, нос ее заострился, щеки побелели, а глаза были закрыты – молодая женщина ни на что не реагировала. Дышала она с большим трудом. Только благодаря этому можно было догадаться, что она все еще жива.

Несмотря на терзавший ее страх, Леонарда пыталась сохранять спокойствие. Она ощупала руки и ноги Фьоры – они были совершенно ледяными, потом приказала:

– Принесите водки и разогрейте кирпич, чтобы положить ей в ноги! Еще понадобится одеяло! Мы заплатим сколько будет нужно!

– Может быть, приготовить ей комнату?

– Нет, спасибо. Лучше попытаться отвезти ее домой. Мы живем в поместье Рабодьер, что в Монти.

– «Дом, увитый барвинком», – сказала женщина, слегка улыбнувшись. – Я его знаю. Очень красивое жилище!

– Да, но сейчас он для меня как будто на другом краю света! Ну-ка, Флоран, пошевеливайтесь, хватит жалобно смотреть на госпожу. Постарайтесь найти паланкин, носилки или что-то в этом роде.

Отдав распоряжения, Леонарда осторожно и не без труда влила сквозь сжатые зубы своей подопечной ложку сливовой настойки. Слуга принес теплый кирпич и одеяло, которым ее заботливо укрыли. Фьора вдруг затрепетала, как будто в комнату ворвался ледяной северный ветер. Начало оказывать свое действие и крепкое сердечное средство: Фьора поперхнулась и несколько раз кашлянула. Леонарда сняла одеяло и похлопала ее по спине. Кашель утих, а на мертвенно-бледных щеках молодой женщины заиграл слабый румянец.

Открыв наконец глаза, Фьора увидела склонившиеся над ней незнакомые лица, но сразу же успокоилась, увидев Леонарду. Она попыталась подняться, но у нее сразу же закружилась голова.

– Что со мной? – спросила Фьора слабым голосом.

Как только она вспомнила все, что с ней случилось, Фьора разрыдалась и уткнулась лицом в плечо своей старой подруге.

– Увезите меня отсюда! – взмолилась она. – Скорей! Скорей! Я хочу вернуться домой!

К счастью, возвратился с доброй вестью Флоран: у настоятельницы ближнего монастыря оказался паланкин, и она охотно предоставила его к услугам благородной дамы, оказавшейся в затруднительном положении. Экипаж ожидал их у двери.

Леонарда собиралась отблагодарить хозяев трактира за их старания и заботу, но те отказались принять деньги.

– Бедняжка! – сказала хозяйка с жалостью. – Только ужасное несчастье могло довести ее до такого состояния! Она была недавно так весела и с таким аппетитом ела пирог! Вы ничего не должны, попрошу вас только занести мне на днях одеяло! Заботьтесь хорошенько о ней!

Этот совет оказался излишним. Пока они возвращались домой, Леонарда с тревогой спрашивала себя, как ей теперь залечивать эту новую ужасную рану, которую судьба нанесла ее ненаглядной девочке.

Однажды Фьора уже считала своего мужа мертвым. Это было после битвы при Грансоне, когда многие видели, как Филипп до Селонже упал поверженный на поле битвы. Возможно, где-то в самой глубине ее души теплился слабый луч надежды: в сражениях случается, что смертельно раненный, которого бросили умирать, каким-то чудом возвращается к жизни. Именно это и произошло с Филиппом: случай привел к нему Деметриоса Ласкариса, одного из лучших лекарей христианского мира. Благодаря этому Фьоре посчастливилось вновь увидеть своего супруга, вернувшегося к ней живым и невредимым. Но какая же надежда, пусть даже самая безрассудная, может оставаться после приведения в исполнение смертного приговора? Глубоко опечаленная Леонарда старалась успокоить Фьору, которая, по-видимому, все глубже погружалась в пучину своего горя и не слышала слов утешения своей старой гувернантки. Казалось, ее душераздирающие рыдания никогда не прекратятся. Может, она надеялась, что вместе со слезами из нее выльется вся кровь, а затем и сама жизнь?

Она плакала всю дорогу, а как только слезы иссякли, тело ее снова начали сотрясать спазмы. Как раз в это время Этьен и Флоран в сопровождении растерявшейся и ничего не понимающей Перонеллы перенесли ее в спальню и уложили на кровать.