Сиротка. Расплата за прошлое - Мари-Бернадетт Дюпюи Страница 18

Тошан, поздоровавшись с тестем, вышел в коридор.

— Я позвоню Онезиму и попрошу приехать за нами, — несколько сухо сказал он. — Передайте от меня привет Мирей.

Когда они остались одни, Лора подняла на Эрмин растерянный взгляд.

— Милая моя, что теперь с нами будет, со мной, твоим отцом и Луи? Никто этого не знает, но я разорена. Слышишь? Я нищая, у меня не осталось ни гроша!

В эту секунду ошеломленная Эрмин поняла, что их беды только начинаются.

Роберваль, Отель-Дьё, тот же день

— Я полностью разорена, Эрмин, — тихо повторила Лора.

Молодая женщина внимательно вгляделась в лицо матери, чтобы понять, насколько она искренна. Дрожащие губы, растерянный вид и бледность Лоры не оставили у дочери никаких сомнений.

— Как такое возможно, мама? — удивилась она.

— Во всем виновата излишняя осторожность, моя девочка, — объяснила Лора, взяв ее за руку. — Прошу тебя, не рассказывай пока никому. Твой отец еще ничего не знает, Мирей тоже. В ее состоянии это станет настоящим шоком. Я больше не смогу платить ей за работу, понимаешь! Я вернулась к исходной точке, в моем-то возрасте! Как в двадцать лет, когда я была бедной эмигранткой без гроша в кармане.

Не переставая причитать, Лора вела свою дочь к палате, где лежала их экономка.

— Это все из-за войны, Эрмин. Мне следовало довериться своему банкиру, но я этого не сделала. Нет, я испугалась, вообразила самое худшее: как немцы входят в Роберваль, опечатывают и отбирают наше имущество… К тому же я сделала неудачные вложения в Монреале по совету одного юриста.

— Мама, ты не могла потерять все. У тебя же есть завод в Монреале и этот просторный дом, который ты сдавала своему управляющему.

Мертвенно-бледная Лора подняла на Эрмин свои прозрачно-голубые глаза. Помолчав немного, она произнесла на одном дыхании:

— Я много лет обманывала вас всех. Я давно продала завод и дом, чтобы поддерживать наш образ жизни и тратить деньги, не считая. Ты же меня знаешь, я так любила ездить в Шикутими, где столько прекрасных магазинов, и покупать, покупать… Не забывай также, сколько я вложила в дом: современное центральное отопление, несколько ванных комнат и так далее.

Молодая певица не знала, что ответить. Теперь она чувствовала себя виноватой.

— Мы с Тошаном тоже дорого тебе обходились, — признала она. — Ты купила нам квартиру на улице Сент-Анн в Квебеке, финансировала мою поездку во Францию во время войны… Мне становится жаль, мама, когда я думаю обо всех этих роскошных платьях, которые ты постоянно дарила мне, как только я начала вести светскую жизнь.

Лора взмахнула рукой, словно хотела отмести слова своей дочери. Она кивнула в сторону двери, которую только что открыла медсестра.

— Не терзай себя, доченька. Иди лучше утешь нашу Мирей. Ведь скоро ей придется возвращаться в свой родной Тадуссак.

Эрмин удержала ее за локоть. Она никак не могла прийти в себя.

— Но у тебя же хоть что-то осталось в банке? — настаивала она.

— Нет! Только очень скромная сумма. Мое состояние или, точнее, то, что от него осталось, сгорело вместе с домом.

— Я тебе помогу, — решила молодая женщина. — Ни о чем не беспокойся!

— Ты что же, примешь предложение сниматься в Голливуде? — оживившись, спросила Лора.

— Мне не остается ничего другого. Честно говоря, я твердо решила отказаться, поскольку это помешает мне провести зиму в Перибонке. Но сейчас не может быть и речи о том, чтобы отклонить такой выгодный контракт.

— Спасибо, милая моя, спасибо!

У ее матери на глазах выступили слезы. Лора глубоко вздохнула, прежде чем войти в палату, и более уверенным шагом направилась к кровати Мирей. Эрмин последовала за ней.

— О! Моя малышка Мимин! — воскликнула экономка. — Как хорошо, что ты решила меня навестить! Боже милосердный, что теперь с нами будет!

Мирей была почти неузнаваема с перевязанной головой и красным лицом, покрытым мазью. Ее веки опухли, а губы были странного лилового цвета.

— Какое несчастье, Господи, какое несчастье! — причитала она. — Я только и делаю, что плачу. Столько красивых вещей мадам превратились в пепел!

Потрясенная отчаянием этой женщины, которую она любила, как родную бабушку, Эрмин погладила ее по руке.

— Ты жива, моя дорогая Мирей, и это главное. Мой отец тоже. Мы должны повторять себе это: никто не погиб. Наша семья переедет в Маленький рай, и постепенно все образуется.

— Не знаю, когда я теперь встану на ноги, — вздохнула экономка. — А ведь я так не люблю бездействовать! И пластинки моей любимой Ла Болдюк [4], они все сгорели…

Стоявшая с другой стороны кровати Лора хранила молчание с задумчивым лицом. Некоторое время она слушала причитания пожилой женщины, затем резко их оборвала.

— У тебя как раз будет время отдохнуть, Мирей. В любом случае тебе придется нас покинуть. Лучше сказать тебе это прямо сейчас: у меня больше нет для тебя работы. Ты сможешь вернуться в Тадуссак уже через неделю.

— Мама! — возмутилась Эрмин. — Ну нельзя же так!

Однако дело было сделано. Экономка попыталась подняться, но не смогла, губы ее задрожали от подступающих рыданий.

— Как это — вернуться в Тадуссак? Мадам! О чем вы? У меня там уже никого не осталось! Вы моя семья, и детей я люблю всем сердцем, как родных. Они все выросли на моих глазах!

— Мне нечем тебе платить, моя бедная Мирей, — сухо заметила Лора.

В палате находились еще три пациентки. Вокруг них хлопотала сестра. Она бросила неодобрительный взгляд на эту женщину, которая говорила так громко и непреклонно.

— Мирей, — тихо сказала Эрмин, — у мамы сдали нервы, лучше мне вывести ее на свежий воздух. Ты останешься с нами, я тебе обещаю. Мы уладим некоторые проблемы позже, когда воцарится спокойствие. Сейчас не лучшее время и место для перечисления всех наших невзгод и планов. Главное, отдыхай и выздоравливай.

— Спасибо, моя Мимин, — дрожащим голосом пробормотала экономка. — Ты такая нежная, добрая!

Эрмин ласково ей улыбнулась, затем торопливо вытолкала свою мать в коридор. Она с трудом сдерживала негодование, пока они были рядом с палатой. Но, оказавшись на лестнице, молодая женщина буквально взорвалась:

— Почему ты так безжалостна, мама? Ты осмеливаешься мучить Мирей на моих глазах, хотя она и без того страдает и физически, и морально. До сих пор я щадила тебя из сострадания, чтобы не огорчать еще больше, считая, что тебе и так досталось. Ты не имеешь права так себя вести. Бог мой! Тебе мало того, что ты выгнала Киону из Валь-Жальбера? Папа только что мне признался, что не может тебя больше выносить!