Прости за любовь - Таня Винк Страница 18

Смешинки куда-то спрятались, и улыбка Насти стала мягкой.

– Хорошо, я приду завтра до обеда, часа на полтора, если можно. И вечером, на закате.

– Конечно! Договорились! Ваши рисунки интересные…

– Бросьте! Я самоучка, меня никто не учил.

– На великих художников не учатся, ими становятся, – изрек Дима.

Настя улыбнулась.

– Знаете, мне кажется, это уже было – и море, и луна… И вон тот огонек, – она протянула руку к яркой точке, мигающей на горизонте. – И твои слова. Давай на «ты»…

– Давай! А у меня тоже было дежавю совсем недавно. Я был в командировке в Ивано-Франковске, шел по улице и вдруг почувствовал, что за поворотом будет деревянный сарай, а возле него – большая ржавая бочка. Я никогда там не был и, когда увидел сарай, а потом бочку, от страха побежал с такой скоростью, будто за мной гнались все черти ада.

Настя засмеялась, и вместе с ней засмеялся весь мир. Огонек вдали превратился в улыбку, море зашумело веселее, ветер стал ласковее, и звезды засияли ярче в сто раз. И все это из-за улыбки девушки, которую утром он даже не знал. Нет, он давно знал ее и искал, но однажды перестал искать, потому что разуверился в том, что найдет. Ведь это так непросто – верить в то, что не можешь объяснить и описать. С каждым мгновением в нем зрела уверенность в том, что он нашел свое счастье, свою женщину.

– Настя, я давно мечтал услышать, как смеются звезды, и услышал… вот сейчас. Ты помогла мне!

– Они смеются, как в «Маленьком принце»? Ты любишь эту сказку?

– Да, люблю.

– Надо же! А помнишь, как Лис здорово сказал: «Ты навсегда в ответе за всех, кого приручил. Ты в ответе за твою розу»… Слушай, пошли в беседку, там такие розы! Они так пахнут! Особенно вечером.

Она встала и поежилась.

– Надень мою куртку, – предложил Дима, снимая ветровку.

– Не надо.

– Тебе же холодно.

– Нет.

– Надень, а то простудишься!

Набрасывая куртку на плечи Насти, он увидел, что девушка напряглась.

– Не бойся, она не кусается, честное слово!

– Спасибо, – сказала она, проводя ладонью по ткани. – Пошли, а то вдруг лифт отключат раньше времени. Так бывает. А лестница очень неудобная, да и в темноте на ней страшно, упасть можно.

Лифты не отключили, и в беседке, к счастью, никого не было.

– Интересные розы, – сказал Дима. – Днем они казались белыми-белыми, а в свете фонарей стали розовыми.

– Они бело-розовые, – пояснила Настя. – Ты знаешь, что это за сорт?

– Нет.

– «Анастасия».

– Неужели?! – Он тронул рукой упругий бутон. – Никогда не слышал. Я знаю «Блэк Баккара», «Пьер де Ронсар», они растут… у знакомых.

– Ну, те розы баснословно дорогие, особенно «Пьер де Ронсар». «Блэк Баккара» считается самой черной розой в мире и символизирует славу и гордость. А белая – это цветок света, цветок чистой и крепкой любви, более сильной, чем смерть. А какие цветы тебе нравятся больше всего?

– Роза «Анастасия», – Дима провел пальцами по стеблю, – она светлая и красивая, как ты.

– А ты подхалимничаешь! – засмеялась Настя.

– Ой, и такая же колючая! – Дима отдернул руку.

– Ты укололся? – с тревогой спросила Настя. – Покажи!

– Пустяк! – Он надавил на палец, но крови не было.

– Смотри, а то вдруг будет нарывать.

– Не будет! Это же цветок света и любви, более сильной, чем смерть! – возразил Дима с пафосом. – Так что жить буду!

Настя рассмеялась.

– А ты классный!

– Это ты особенная.

– Я вовсе не особенная. – Она притронулась к бутончику. – Об «Анастасии» я узнала от мужчины, который подарил подвеску.

Дима скис.

– Мне тогда исполнилось семь лет…

– Вон оно что! – Дима расправил плечи.

– Его зовут дядя Рома. Подвеску он подарил на шестнадцатилетие, она осталась от его покойной жены. Дядя Рома говорил, что я на нее похожа.

– А кто этот дядя Рома?

– Родственник.

– А в каком году ты родилась?

– Не скажу!

– А я родился в шестьдесят втором.

– Ну и отлично, ты старше меня. Тебе этого достаточно? – Она засмеялась.

– Глупости все это…

– Слушай, да что я все о себе? Давай, колись, что ты за зверь?

Уже зажглись огни во всех окнах первого корпуса, кроме их с Тарасом окон, а они все говорили и говорили, как старые добрые знакомые, которые давно не виделись. Вернее, Дима отвечал на вопросы, а Настя слушала. Ему было приятно, что она так искренне интересуется его жизнью, его мыслями. Лена так его мыслями не интересовалась.

– Который час? – спросила Настя.

– Без пятнадцати десять.

– Ничего себе! – Она вскочила. – Мне надо вернуться к десяти, а то могут выписать из санатория.

– Как это – выписать?!

– Очень просто!

– Я провожу тебя.

– Тогда пошли.

Он не хотел расставаться с Настей, не хотел возвращаться в номер, не хотел говорить с Леной, которая, наверное, уже оборвала телефон. Он был готов сидеть здесь всю жизнь.

– Настя, мне никогда не было так хорошо. У меня такое чувство, что я давно тебя знаю.

Она внимательно посмотрела ему в глаза:

– Но мы знакомы всего лишь несколько часов.

Море затихло, огонек вдали прекратил мерцать – время остановилось.

– Ну и что, что несколько часов? Разве дело во времени?

– Но ты совсем не знаешь меня…

Он улыбнулся.

– Неправда, я тебя знаю. Моя мама всегда говорит, что надо слушать сердце, оно все знает. Мое сердце знает тебя.

Настя склонила голову на плечо и тоже улыбнулась. А потом стала очень серьезной и прошептала, внимательно, с детским любопытством глядя ему в глаза:

– Мое сердце… мое сердце тоже знает тебя.

Небо снова вспыхнуло звездами, волна набежала на берег белой пеной, а время продолжило ход. Так родилась новая любовь, и мир стал счастливее, а двое в беседке еще не знали, что с ними произошло. Они только почувствовали, что изменились, но еще не подозревали, что начался отсчет их новой жизни. Они стояли друг напротив друга и молчали, потом бежали по дорожке, и он долго смотрел на нее, пока она не прошептала: «До свидания», – отдала куртку и скрылась за дверью своего корпуса.

– До завтра…