Летняя Love story - Ксения Беленкова Страница 20

– Бедная, бедная тетя Настя! Она была такая молодая и даже немного красивая! Не уберегли! – всхлипывала я.

– Подожди, дуреха, может, все не так плохо. Пойдем проверим, где тетя Настя. Вдруг она преспокойно сидит над своими грядками? – подбодрил меня Пашка, хотя уверенности в его голосе я не обнаружила.

Мы стояли над свежей могилой ошарашенные и несчастные, а где-то за лесом надрывно кукарекал петух.

Весь день тетя Настя не показывалась из дома. Зато к ней заявился председатель и через несколько часов вышел с какой-то коробкой – поди, вытер отпечатки пальцев и вынес все улики.

Тетя Настя так и не появилась. Единственное, что могло хоть как-то поддержать в нас надежду, – второй день постоянно моросил дождь, не располагающий к прогулкам. Почти все дачники сидели по домам. Только мы с Пашкой дозором ходили мимо участка тети Насти. Председатель тоже не раз возвращался на место преступления, поэтому нам и в дом-то прокрасться было невозможно – Феликс Петрович мог нагрянуть в любую минуту и накрыть нас.

Когда Пашка ушел ужинать, а я осталась одна караулить участок, совсем рядом раздалось чье-то поскуливание. К моим ногам прибился маленький мокрый щенок. Ему было так же грустно, одиноко и зябко, как и мне. Я взяла его на руки – он начал стучать хвостом мне по ладони и заискивающе заглядывать в глаза.

– Откуда ты взялся? Может, ты что-то видел? Расскажи! – выспрашивала я у щенка, но он лишь тихонько тявкал в ответ.

Вернулся Пашка. Я отдала ему песика, сходила домой и по-тихому слямзила колбаски, а потом отнесла подсохший комочек в наш шалаш. Пока ему там будет сытно и тепло, а дальше посмотрим, что с ним делать. Брать Собакина домой сейчас никак нельзя. Если бы там были только бабушка с дедом, одно дело. Но сейчас выходные, родители приехали – мама истерику закатит.

Утром я сбегала покормить Собакина. Он никуда не убежал из шалаша, радостно встретил меня, облизал руки и с аппетитом слопал целую сардельку – это был мой завтрак. Краем глаза я видела, что лопата немым укором возвышается на своем месте.

Сегодня состоялась свадьба Галопова и вдовы адмирала – гулял весь поселок! Просто пир во время чумы!

Вдова разоделась, как баба на самовар, Галопов постоянно находился при ней, словно телохранитель, – смотрелись они странно, но довольны собой были безмерно. Престарелый спортсмен все время целовал своей невесте ручки. Даже бультерьер Шарик оживился и разок лизнул новую хозяйку, тем самым вызвав ее визг, после чего был заперт в сарае.

Посреди торжества заявился председатель. Он преподнес новобрачным хрустальную вазу и сообщил, что это их общий с Настенькой подарок. Мол, тетю Настю продуло, когда они ездили выбирать вазу, и она сейчас вынуждена остаться дома, но передает искренние пожелания счастья молодоженам.

На середине прочувствованной речи Феликса Петровича меня подозвал Пашка.

– Сонь, весь поселок здесь собрался, у нас есть шанс незаметно проскользнуть к тете Насте и самим посмотреть, что же там такое.

Мы тихонько улизнули с торжества и побежали к дому тети Насти.

Калитка оказалась закрытой лишь на задвижку, и мы легко проникли на участок.

Вокруг стояла тишина. Покосившийся домишко тети Насти зловеще смотрел на нас непроницаемыми глазницами окон. Мы обошли вокруг него пару раз и не заметили никаких признаков жизни. Пашка достал фотоаппарат и несколько раз щелкнул вспышкой, уперев объектив в оконное стекло.

– Может, так что увидим, – сказал он, прокручивая кадры на маленьком экране фотоаппарата.

Действительно, вспышка высветила комнату и некоторые предметы мебели.

Вдруг на экране возникла несуразная фигура старухи. Пашка от испуга чуть не выронил фотоаппарат. В пойманных кадрах фигура криво перемещалась по комнате, движения ее были неестественны, голова будто заваливалась набок.

В доме раздался шум, и мы окоченели от ужаса.

Дверь медленно, со скрипом отворилась, и на пороге возникла страшная старуха. Она была замотана в платки и передвигалась, как зомби из ужастиков.

– Что вы здесь забыли? – спросила жуткая старуха-зомби голосом тети Насти.

Фигура вышла с крыльца на свет, и мы увидели слегка перекошенную, но вполне живую тетю Настю. Если бы Пашка не поддержал меня, я точно сползла бы на землю.

– Да мы проверить, все ли у вас хорошо… – робко начал оправдываться Поляков.

– Не все хорошо! Что, не видите? Кыш отсюда! Нет, стойте! А ну, Поляков, быстро стирай все фотографии! Я специально который день из дома не выхожу, чтоб народ своей физиономией не пугать. Застудила лицевой нерв, с кем не бывает… А вам только бы потешаться над чужими болезнями!

Мы стерли все фотографии под причитания тети Насти о нашей жестокости и о том, что, глядя на таких, как мы, она не жалеет, что у нее нет детей.

– Слушай, Сонь, лучше б председатель ее действительно закопал! – шепнул мне Пашка.

Мы облегченно рассмеялись. Все-таки хорошо, что тетя Настя жива.

Мы сидели в шалаше, по нам скакал радостный щенок. Сегодня своим завтраком для него пожертвовал Пашка.

– Нет, так не пойдет, этот щен нам всю слежку портит – лает, повизгивает! – возмущался Поляков, почесывая Собакина за ухом.

Песик, надо сказать, был очень смешной. Длинным тельцем и короткими лапками он напоминал таксу, но мордочка у него была не такая узкая, да и пушистость повышенная. Два озорных глаза-пуговки решали все дело – не влюбиться в щенка было невозможно.

Мы решили завтра пронести его по поселку, предлагая всем дачникам – конец августа, оставлять Собакина зимовать в шалаше все равно нельзя.

Председатель продолжал навещать тетю Настю.

Оставалось загадкой: если в последнем мешке была не она, то кто?

Кузькины ждали половозрелости кроликов, тогда они начнут размножаться как бешеные. Кролика-мальчика с глазами-прицелами я назвала Обедом. А девочку Пашка назвал Шубкой. Жестокость Кузькиных, которую они столько лет успешно скрывали, вылезла наружу. Не представляю, как можно уплетать за обе щеки своих же питомцев? Бурундуков встал на сторону Машки.

– Вы урбанисты-гуманисты! – сыпал терминами он. – Все мы вышли из села, где испокон веков употребляли в пищу домашний скот. Вот ты, Солнцева, поди, котлетки мясные лопаешь! Так к чему морализаторство?

Неужели всем этим умным словам учат в девятом классе? Хотя Мишка сейчас казался мне полным дураком.

– Я котлеты дома не выращиваю, им бока не откармливаю, я их в магазине покупаю. Были бы в древности кулинарии, не стали бы в деревнях живодерством заниматься. Что за радость?

Тогда Машка выпятила нижнюю губу и посмотрела на меня, как удав на кролика: