Королева в придачу - Симона Вилар Страница 20

Пьесу они уже несколько раз отрепетировали, за окном стемнело, а короля все не было. Катерина, нервничая, велела подать ужин. Когда любящий внешнюю пышность Генрих отсутствовал, Катерина позволяла себе трапезы в простой домашней обстановке. За стол она пригласила своего духовника Диего, леди Солсбери, герцога Бэкингема и Брэндона. И весь ужин Чарльз старался быть веселым, несмотря на колкие замечания Бэкингема, суровую молчаливость Диего и сухие фразы леди Солсбери. По сути, любезной с ним была лишь королева, и ужин оставил в душе Брэндона тягостное впечатление.

Они ещё не окончили трапезы, когда явился паж с сообщением, что его величество заночует в Тауэре, но желал бы, чтобы к нему прибыл Чарльз Брэндон.

Лицо королевы стало грустным. Чарльзу даже стало жаль ее.

– Я обязательно сообщу его величеству, как вас расстроило его отсутствие. А нашу пьесу мы покажем Генриху в другой раз.

У пристани Гринвича покачивались лодки, на носу которых горели факелы. Брэндон кликнул того лодочника, которому платил за информацию, кто и когда покидал Гринвич. И едва они отчалили, осведомитель сообщил:

– Его преосвященство Томас Вулси тоже был вызван. Отплыл, и часа ещё не прошло. Если ваша милость прикажет, я налягу на весла и попробую его догнать.

– Не стоит, Хью. Меня даже устраивает, если Вулси первым прибудет к королю.

Было темно, и река казалась черной. Спасаясь от сырости, Брэндон поплотнее закутался в плащ. Он догадывался, что за причина заставила Генриха остаться в Тауэре и даже вызвать Вулси и его. Дело в переговорах с Францией, какие вел Лонгвиль. Ибо, разочаровавшись в своих прежних союзниках, Австрии и Испании, Генрих решился на союз с Людовиком XII. Окруженный со всех сторон враждебными державами, Людовик Французский должен был принять его на любых условиях. А залогом этого союза мог бы стать брак младшей сестры Генриха Мэри с Франциском Ангулемским, племянником Людовика, который в случае смерти престарелого французского короля, как основной мужской отпрыск боковой ветви Валуа, должен был взойти на трон. Для английского дома Тюдоров это бы был значительный и престижный союз. Что же касается помолвки Мэри с Карлом Кастильским, то Брэндон знал, что его король уже решил – этому браку не бывать. Но сейчас его волновало другое. В полночь у него встреча с Себастьяно Джустиниани, и что бы ни случилось, ему следовало придумать предлог, как до назначенного часа вернуться в Гринвич, успеть на встречу и получить свои деньги, А когда они подплывали к Лондону, колокола как раз отбили девять раз.

Сигнал для тушения городских огней будет дан через час. А пока город сверкал огнями и шумел, река была ещё полна снующих туда сюда лодок и везущему Брэндона Хью пришлось изрядно поманеврировать, чтобы благополучно доставить пассажира к темной громаде Тауэра.

Брэндон, сидя на корме лодки, с невольным трепетом вглядывался в эти освещенные огнями на башнях тяжелые стены. Он плохо себя понимал, но ему всегда становилось не по себе при виде этой крепости. Древняя резиденция английских королей, построенная на ещё римском фундаменте в царствование Вильгельма Завоевателя, она возвышалась несокрушимо, свидетельствуя о величии английской монархии. Пять веков она была Лондонским пристанищем королей, – сначала Норманской династии, потом Плантагенетов, Ланкастеров, Йорков, и вот теперь Тюдоров. Но с каждой династией Тауэр постепенно утрачивал свое значение как королевская резиденция, а при последних Йорках вообще приобрел мрачную славу. Из королевской резиденции он постепенно стал превращаться в государственную тюрьму. Здесь держали в заточении государственных преступников, здесь же им отрубали головы на площадке перед Тауэр-Грин. И даже сейчас, хотя Генрих и поселил здесь Лонгвиля со всевозможной роскошью, устраивал в его честь в главном здании древней Белой Башни балы и маскарады, но на стенах все равно стояла стража, в подземельях крепости содержались в ужасных условиях узники, а окрестные жители божились, что даже мощь пятифунтовых стен не в силах сдержать нечеловеческих воплей, какие порой доносились из пыточных камер.

Речной прилив поднял лодку, и Хью подвел её прямо к лестнице у Трейторс-Гейт – Ворот Изменников (ну и название!). Под мощной каменной аркой тускло светил фонарь. И все же Брэндон поскользнулся на скользких от нанесенного ила ступенях. Чертыхнувшись, он бросил лодочнику монету, велев никого не брать в пассажиры и дожидаться его. Охранники провели его к Белому Тауэру, узкая лестница со стертыми за века ступенями вела в верхние этажи. Стражник светил Брэндону факелом, открывая одну дверь за другой. Наконец он оказался в обставленной с элегантной роскошью комнате, где в креслах у горевшего в камине огня сидели король и его канцлер Вулси, Лонгвиль стоял, опираясь о мраморную полку камина. Когда вошел Брэндон, он повернулся. У него было утонченное бледное лицо, волосы такие светлые, что казались седыми, светлыми были и глаза. Лонгвиль обликом более походил на выходца из Скандинавии или Нидерландов, нежели на француза. И все же в нем текла чисто французская кровь, ибо Франсуа д’Орпан, герцог де Лонгвиль, был сыном знаменитого бастарда Дюнуа, потомка королей Франции.

Лонгвиль, не меняя холодного выражения лица, учтиво поклонился вошедшему, потом повернулся к королю:

– Ваше величество, Генрих, не заставляйте меня в третий раз пересказывать содержание депеши.

Генрих, нарушая правила поста, коих столь придерживался под строгим оком королевы, с аппетитом поедал жареного каплуна. Он улыбнулся вошедшему, не переставая жевать. Губы и пальцы у него блестели от жира, он лишь кивнул Вулси, предлагая ему посвятить Брэндона в содержимое послания.

– Все вышло не так, как мы думали, Чарльз, – начал канцлер-епископ, машинально вращая перстни на холеных пальцах. – Однако все не так и плохо. Мы-то, конечно, рассчитывали увлечь Людовика союзом меж его наследником Франциском и нашей Мэри. Но герцог Лонгвиль получил извещение, что прекрасный Франциск всего неделю назад обвенчался со старшей дочерью короля Клодией Французской.

Вулси сделал паузу. Брэндон выжидал. «Что же тогда «не так и плохо?» – соображал он, стараясь не выказать любопытства.

Лонгвиль все же решил снизойти до объяснений.

– Для нашего короля Людовика, так как у него лишь две дочери и нет потомка мужского пола, это единственная возможность оставить свою кровь и плоть на троне Франции. Ведь принято считать, что именно Франциск наследует после него корону. Поэтому помолвка меж Франциском и Клодией была заключена несколько лет назад. Однако жена Людовика, королева Анна, знавшая, какой Франциск ветреный распутник, всячески противилась этому браку, считая, что её некрасивая хромая дочь будет несчастна замужем за повесой Франциском. Но в начале этого года Анна умерла, и Людовик, хоть тоже недолюбливает Франциска, все же из политических соображений дал своё согласие на брак дочери и наследника престола.

На этом Лонгвиль счел информацию исчерпывающей и отвернулся к огню, вороша кочергой в поленьях камина.

– Они тебя просто дразнят, Чарльз, – сказал наконец Генрих. Он выглядел довольным, с аппетитом пережевывая мясо, глаза его лукаво блестели. Заметив, что король отодвинул тарелку, Лонгвиль отставил кочергу, поднес королю таз с ароматной водой для омовения пальцев, подал салфетку.