Королева в придачу - Симона Вилар Страница 21

– Дело в том, – продолжил Вулси, – что французского короля очень заинтересовал брачный союз с английскими Тюдорами. Он дает ему гарантию, что Англия будет на его стороне. И его очень заинтересовала сама Мария Тюдор, так как герцог де Лонгвиль постарался всячески разукрасить красоту, ум и добродетель нашей Мэри.

«Которую он ни разу не видел», – отметил Брэндон. Он начал догадываться, к чему клонится разговор, и помимо воли заволновался. Даже отставил бокал, который до этого вертел в руках.

– Как отметил герцог Лонгвиль, – продолжал Булой, – Людовик недолюбливает герцога Франциска. Перспектива, что после него этот хлыщ, хоть он теперь и муж принцессы Клодии, станет наследником, не устраивает французского монарха. Более того, он надеется, что если здоровая молодая женщина станет его женой, то у него появится шанс произвести от неё наследника мужского пола, прямого потомка Валуа, который после него займет трон. Поэтому он и предлагает нам обсудить эту проблему, заверяя со своей стороны, что готов принять любые условия.

– Мэри пора вернуть ко двору! – хлопнул ладонью по подлокотнику кресла Генрих.

У Брэндона сжалось сердце. Он видел, как доволен был король предстоящей перспективой брачного союза с французским королем. И все же, сделав над собой усилие, осмелился заметить:

– Ваше величество, не забывайте, что принцессе Мэри буквально на днях исполнилось семнадцать. Она совсем молоденькая девушка. Королю же Франции, его величеству Людовику XII, если не ошибаюсь, под шестьдесят.

Генрих глянул на него исподлобья.

– Ему пятьдесят шесть.

Тон, каким это было сказано, не допускал возражений, и Брэндон не стал продолжать. Он понял, что Мэри уже продана с политического аукциона.

А Генрих, не видя больше возражений с его стороны, довольно заулыбался.

– Конечно, Людовик Валуа годится моей сестре в отцы... если не в деды. Но Мэри в том возрасте, когда ей любой мужчина старше двадцати покажется перезрелым. К тому же, кто будет спрашивать её мнения? Она принцесса, дочь и сестра королей, она рождена для высшей доли. К тому же, какие перспективы могут открыться перед ней! Людовик... Ха! Старый хлыщ, ещё после смерти Анны твердил, что вскоре последует за своей любимой Бретонкой, а видишь, повеяло весной, и его сразу потянуло на английскую телятину. И если наша Мэри родит ему сына... Людовик стар, ничто не предвещает этому подагрику долгих лет – не в обиду тебе сказано, Франсуа. Но ты сам понимаешь, что если Мэри понесет от него, а он поторопится к своей Бретонке, то Мария Английская станет регентшей. А тогда... Я в Англии, Маргарет в Шотландии, а Мэри во Франции... Да мы заставим заплясать всю Европу!..

Чарльз больше не вмешивался. Что судьба Мэри предопределена, уже ясно. И это к тому же не его дело. Сейчас он лишь молча слушал обсуждение того, как это лучше провернуть меж королем, Лонгвилем и Томасом Вулси и только и думал, как бы ему найти предлог, чтобы скорее улизнуть на встречу с венецианским послом.

– За Мэри надо послать немедленно, – говорил Генрих, – Конечно, её нельзя вот так сразу посвящать в наши планы, особенно, когда все ещё не обговорено, но привести её следует как можно скорее.

Томас Вулси и Брэндон быстро переглянулись. Оба подумали об одном и том же. Ещё год назад Генрих значительно увеличил сумму на содержание принцессы. Но они выяснили, что леди Мэри занялась самостоятельной коммерцией и сумела создать себе вполне сносные условия. Брэндон к тому же наладил контакт с неким промышленником из Саффолкшира Джоном Пейкоком, свел его с Вулси и тот, поняв, что Пейкок помогает Мэри, дал ему все льготы для торговли с Нидерландами, дабы торговец обеспечил принцессе надлежащее содержание. Сумму же, выделенную для сестры Генрихом, Вулси с Брэндоном преспокойно поделили пополам, положив в собственные карманы. И если это откроется... Значит, за Мэри, чтобы все уладить, следует поехать кому-то из их доверенных лиц. Если не кому-то из них самих. А так как Вулси, обремененный государственными заботами, не может себе это позволить, то остается только Чарльз Брэндон.

И ещё Чарльз подумал, что если сейчас под предлогом начала сборов он покинет Лондон, то у него будет возможность поспеть на встречу с сеньором Себастьяно в Гринвиче.

Но когда он высказался что готов взять на себя миссию возвращения принцессы, Генрих поначалу обиженно поджал губы, стал ворчать, что хотя его и восхищает готовность Брэндона выполнить королевское поручение, но если Чарльз уедет, ему будет недоставать его. Хотя... Он подавил вздох.

– Что ж, возможно, ты прав. Мэри, наверное, дуется на меня за столь долгую ссылку, и только ты сможешь расположить её ко мне, заставить забыть все обиды. Да и она будет рада тебе. Когда ты готов начать сборы?

– С вашего позволения, прямо сейчас же.

Генрих довольно похлопал его по руке и повернулся к Лонгвилю.

– Видишь, Франсуа, какие у меня верные подданные. Ради моей воли готовы с места в карьер.

Брэндон повернулся к герцогу, вскинув бровь, состроил игриво-насмешливую мину. Француз ответил ему тем же и сказал:

– Что ж, с Богом, господин шталмейстер. Мой король в нетерпении.

– Уже бегу, – поднялся Брэндон.

– Даю тебе для сборов неограниченные полномочия, – крикнул ему вдогонку король. – Принцесса, моя сестра, должна прибыть с блеском.

Перепрыгивая через ступеньки, Брэндон сбежал по лестнице, пересек двор, скользнул легкой тенью в Ворота Изменников.

– А теперь налегай на весла, Хью! Не позже, чем до полуночи, мы должны быть в Гринвиче.

Часы только пробили двенадцать, когда лодка с Брэндоном пришвартовалась у каменной пристани Гринвичского парка. В кромешном мраке, закутавшись в плащ, Чарльз Брэндон обошел дворцовые постройки, торопясь к указанному месту. Ему только один раз повстречалась стража, да и та, когда Брэндон открылся, поспешила пропустить королевского фаворита.

От талого снега его башмаки совсем промокли. Голые деревья черными тенями проступали в ночном сумраке, тропинка петляла между ними. Пройдя через заросли кустарника, Брэндон оказался возле искусственного грота в стене. Перед ним белел ещё пустой бассейн фонтана. Выполненная в новомодном итальянском вкусе античная статуя по его центру казалась призраком, не менее призрачным выглядел силуэт Себастьяно Джустиниани за ней в белом плаще.

«Дурак. Нашел, что надеть для ночной прогулки», – подумал Брэндон.

Вслух же лишь извинился за опоздание, но не удержался полюбопытствовать, отчего блистательный посол Венеции решил рядиться в приведение в полночь.

– Но ведь снег же ещё не сошел, – удивился сеньор Себастьяно. – Я думал, так будет лучше.

«Дурак», – вновь подумал Брэндон.

Было удивительно тихо. Они шептались в тени грота, и Брэндон даже шикнул на Себастьяно, когда тот довольно засмеялся после рассказа Брэндона, о том, что сказал сегодня король по поводу Венеции и турецких нападок.