Экстаз в изумрудах - Рене Бернард Страница 20

— Вы правы, доктор Уэст. Что толку будет от меня пациентам, если я буду плакать на каждом шагу? Джексону нужно было, чтобы вы были сильным, и вы таким были. Этот урок я никогда не забуду.

Роуэн протянул ей свечу.

— Этот урок мне следовало преподать иным способом. Ладно, возьмите свечу и постарайтесь поспать.

Он хотел уйти, но Гейл его остановила.

— Роуэн? А те люди в Индии и вправду останавливали свои сердца?

Он повернулся к ней. Она была такая красивая, что у него у самого остановилось сердце и внутри все смешалось, вызвав жар, беспокойство и голод.

— Правда.

— И это был не фокус?

По ее щеке скатилась слеза, сверкнув в свете свечи одиноким бриллиантом. Забыв обо всем на свете, кроме необходимости ее утешить, он придвинулся и стоял теперь так близко, что чувствовал в прохладе дома всего в нескольких дюймах от нее запах ее кожи и тепло ее тела.

«Она уезжает — она уедет — и я не уверен, что буду этому рад».

Он замер на месте, удерживаемый желанием прикоснуться к ней, но ясно сознающий, что не должен. Очень медленно она закинула назад голову, словно приглашая его для поцелуя, который казался теперь неизбежным.

Ее дыхание коснулось его груди, затем шеи, он заглянул ей в глаза и, сам того не сознавая, произнес вслух:

— Некоторые вещи происходят сами по себе.

— Даже если мы их не понимаем, — закончила она шепотом.

Он нагнулся, намереваясь лишь слегка коснуться мягкого атласа ее губ, но при первом прикосновении к горячей плоти все его благие намерения растаяли.

Контакт был поначалу таким легким, что она могла приписать его собственному воображению. Горячий шелк его губ лишь слегка коснулся ее.

Но вспыхнувший следом огонь отмел прочь все сомнения.

Это был не сон.

Давление его губ нарастало, и она ответила, поддавшись. Ее рот раскрылся, вбирая мягкую плоть его нижней губы, наслаждаясь вкусом первого поцелуя. Это был не целомудренный поцелуй, как она себе представляла. От этого соприкосновения в ее крови вспыхнул пожар, и она ощутила каждый дюйм своей кожи, как будто контакт с его губами пробудил в ней все чувства.

Его теплая ладонь двинулась вверх по ее спине, прижимая плотнее к себе, а вторая рука, заскользив по щеке, ласково пробежала пальцами по линии ее подбородка и зарылась в волосы, чтобы поддержать голову добровольной пленницы, с жадностью отдававшейся пытке страсти.

Он просунул в рот язык, и она приняла его, ощутив вкус солоноватой корицы, и жажда взвилась спиралью желания, которую, не вполне распознав, она не могла сдерживать. Дуги электрического жара пронзили ее грудь с затвердевшими вершинами, разлив внизу живота истому нетерпеливого желания.

Их дыхание смешалось, и она с удивлением обнаружила, что только этого ждала и хотела. Еще. Больше. Еще больше того, что он мог предложить. Это было настоящее пиршество вкуса и ощущений, и она брала все, что он предлагал, моля о большем.

«Еще, пожалуйста, еще!»

Его сильные руки сомкнулись вокруг нее, еще сильнее прижимая ее к его твердому телу, и она застонала от блаженства, ощутив, как ее ноги отрываются от пола. «Еще один поцелуй, и я пропала».

Дребезжащий звук упавшего на деревянный пол подсвечника и внезапная темнота вернули ее назад, к реальному миру, начинавшемуся за окружностью его рук.

Гейл оттолкнулась от него. Он тотчас отпустил ее, и на смену теплой надежности его объятия пришли стыд и смущение. Она была рада спасительной темноте, потому что из глаз грозили брызнуть слезы. Бросившись в лабораторию, Гейл плотно закрыла за собой дверь.

С гулко бьющимся сердцем она ждала, не зная, что скажет ему, если он последует за ней, и хватит ли ей сил, чтобы не открыть дверь и не молить его снова поцеловать ее. Неровный, отрывистый ритм ее дыхания был вызван отнюдь не страхом. Прислонившись к двери, Гейл ждала.

Слабый звук удаляющихся шагов, спускающихся вниз по ступенькам, послужил ей ответом.

Она закрыла глаза, борясь с искушением выглянуть наружу и позвать его назад. Она знала, что делать этого не стоит.

«Достаточно. Достаточно уроков для одного дня».

Лаборатория и ее комната находились прямо над его кабинетом, о чем он умолчал, показывая ей дом. Он слышал, как она мечется в неистовстве будоражащей энергии. Половые доски были старыми, и он всегда знал о ее перемещениях. О растянувшихся на ночь поздних занятиях ему, помимо ее воли, неизменно телеграфировали ее ноги.

Но теперешняя ситуация была немного другой. Роуэн пытался угадать, что она замышляет: как избежать его нежелательных поползновений или как отомстить своему учителю за то, что перешагнул черту дозволенного.

Он быстро разделся. Опыт подсказывал, что даже час или два драгоценного сна станут стоящей наградой. Правда, он сомневался, что при всей усталости вряд ли добьется в этом большого успеха сегодня. Тело пульсировало болью. Он со вздохом взглянул на умывальник. Мысль о холодном обливании, к которому он собирался прибегнуть, вызывала содрогание.

«Этот поцелуй. Неужели я так давно не прикасался к женщине? Неужели я совсем утратил рассудок, раз позволил себе это? Я проповедую респектабельность и выхожу из себя, когда она обвиняет меня в том, что я распутник… и после этого целую ее. Черт! Я мог зайти дальше поцелуя, если бы это сумасшествие продлилось еще несколько мгновений».

День был трудный. Зная о неизбежности кончины Джексона, он, тем не менее, перенес ее тяжелее, чем думал. Еще эти угрызения совести из-за того, что обидел ее, что нарочно взял с собой на этот вызов, чтобы пошатнуть ее решимость и столкнуть с реальностью жизни и смерти.

«Вот и говори после этого, что ты не злодей!»

Она отреагировала, как он и ожидал, со слезами и жалостью женщины, увидевшей смерть ребенка. Его собственная боль спровоцировала Роуэна нагрубить ей, потому что он испытывал к себе отвращение. Скорбя по Джексону, он чувствовал только зависть, что Гейл может открыто плакать, а позже — злость на свою тайную уловку разбить такое сердце.

А потом… он ее поцеловал.

Невозможно.

Невообразимо.

Неоспоримо.

Это желание, незаметно выросшее из сладострастия, застигло его врасплох.

Один поцелуй, и он потерял голову, как человек, вышедший из пустыни.

«И все, чего я хочу, — утонуть».

Гейл в третий раз завязала передник и поймала свое отражение в маленьком зеркале на стене.

«Я выгляжу такой нервной, что любой, кто меня увидит, решит, что я что-то задумала».

Гейл знала, что впереди ее ждет тяжелый день. Она практически не спала, а когда все же получалось задремать, видела жаркие, тревожные сны с поцелуями на темной лестнице. Она страшилась встречи с Роуэном, но и мечтала, чтобы он поскорее пришел и положил конец её ожиданиям.