Огненные цветы - Стефани Блейк Страница 22

– Равена! Что это на тебя нашло?

Ничего и никого, слишком давно никого не было. Равену охватило такое желание, такая теплая волна захлестнула все тело, что голова закружилась. Она наклонилась и не спеша потянула вверх подол рубашки.

– Немедленно прекрати! – воскликнул Роджер.

Ответом ему стал издевательский смех.

Когда рубашка доползла до бедер, он резко отвернулся и закрыл глаза. В воздухе что-то зашелестело, а затем послышался всплеск.

– Славно-то как. А ну-ка прыгай, ведь ты наверняка после погони за этими скверными Молли Мэгваэрами потом изошел.

– Равена, в последний раз говорю: немедленно вылезай из воды и одевайся.

Вместо ответа Равена игриво рассмеялась и плеснула в него пригоршней воды.

– Ну ладно, с меня довольно. Ухожу.

– Куда ты? Хорошо, больше не буду, прости.

Но Роджер уже зашагал прочь.

– Роджер! – Теперь голос ее изменился. В нем зазвучала тревога, даже страх. – Роджер, у меня судороги. На помощь!

– Равена! – Роджер повернулся и побежал назад, сбрасывая по пути мундир и шлем. Он прыгнул в воду и быстро поплыл к Равене, поднимая кучу брызг.

Равена, когда он добрался до нее, покачивалась на спине, казалось, лишившись чувств; длинные темные волосы колыхались на поверхности воды.

Соображая, как бы поудобнее обхватить ее, Роджер вдруг с удивлением обнаружил, что тут совсем мелко – вода едва доходит до пояса.

– Это еще что за шутки?.. – Глаза у Равены открылись, и, уловив ее улыбку – улыбку Чеширского кота, – Роджер остановился на полуслове.

– Ну, ты рад, что вернулся? – Равена протянула ему руки.

Только тут Роджер в панике заметил, что на ней ничего нет. Ее грудь и живот белели в лунном свете, как алебастр.

– До чего же ты прекрасна! – Слова застревали у него в горле.

Роджер подхватил Равену на руки и двинулся к боковой стенке бассейна. Руки ее сплелись у него на шее.

– Лесенка там, в конце, – мотнула она головой.

Под ивами, склонившимися над водой, было совсем темно. Роджер вынес Равену из бассейна и уложил на траву. Она прерывисто дышала, нащупывая пуговицы у него на рубашке.

– Ну что, дурашка, сам разденешься или помочь? – Смех ее прозвучал хрипло и зазывно. В темноте она вполне могла сойти за деревенскую девчонку в стоптанных туфлях, но уж никак не за леди Равену Уайлдинг. Сопротивляться Роджер больше не мог. Сгорая от яростного желания, он скинул одежду и буквально набросился на Равену. Сомкнув губы в жадном поцелуе, они катались по траве, словно два диких зверя, сошедшихся в смертельной схватке. Роджера изумило и даже привело в смятение, насколько легко он овладел ею.

Равена Уайлдинг не была девушкой!

Ее тело жаждало его ласки. У Роджера было такое чувство, будто его затягивает в кипящую белую лаву. Даже в самых разнузданных своих фантазиях он и представить себе не мог, что женская страсть может превзойти мужскую. Равена заставила его убедиться в этом заблуждении. Во всяком случае, именно Роджер, не выдержав до конца оргии, первым запросил пощады.

Застегивая дрожащими пальцами рубашку, он не мог заставить себя посмотреть на Равену.

– Если кто-нибудь узнает о том, что произошло, мне конец.

– Тебе конец? – засмеялась Равена. – А что же тогда говорить обо мне? Падшая, обесчещенная женщина. Дитя, чистое, как свежевыпавший снег. И вот когда оно, это дитя, невинно прогуливается по саду, из кустов выскакивает грубое животное в драгунских эполетах, набрасывается на него, срывает одежду и безжалостно насилует.

– Равена! – хрипло взмолился Роджер. – Не надо говорить таких вещей, даже в шутку. Вдруг тебя кто-нибудь услышит. – Роджер в панике огляделся, как зверь, угодивший в ловушку. – О Господи! Чудо еще, что вся округа пребывает в неведении. Нет, я положительно сошел с ума.

– Это еще почему? Потому что переспал с женщиной?

– Всему свое время и место, – жестко сказал Роджер. – Одно дело – освященное брачное ложе, и совсем другое…

– Чушь. – Глаза Равены весело поблескивали, отражая лунный свет. – Важно что, а не где. Все едино – на кровати, на траве, на сеновале. Брайен, ты, мои братья – все четверо, когда были еще сластолюбивыми мальчишками, играли в такие игры со служанками. Не думай, что я ничего не замечала, Роджер О’Нил.

Он зажал уши:

– Не желаю слышать таких речей от моей невесты.

Это слово вырвалось у него случайно. Широко раскрыв рот, Роджер воззрился на Равену.

– Я… я… то есть…

– Сделал мне предложение? Да сейчас у тебя скорее всего нет выбора. Как, впрочем, и у меня. Думаю, я забеременела. Ты ведь у нас прямо-таки племенной жеребец.

Роджер повалился на траву, широко раскинув руки. Так выглядит человек, признавший свое поражение. Равена низко наклонилась над ним. Он ощущал на щеках ее жаркое дыхание.

– Ты меня любишь, Роджер? – Равена склонилась еще ниже, так что грудь ее, похожая на спелую грушу, почти касалась его губ. Обхватив руками все еще обнаженное тело, Роджер резко притянул Равену к себе и зарылся лицом в ложбинку между грудями.

– Я твой раб, – невнятно пробормотал он. – Твой вечный раб. И от этого раба тебе никуда не уйти.

1857 год был ознаменован в жизни Равены Уайлдинг двумя событиями. Она была официально помолвлена с Роджером Фитцем О’Нилом. И она покинула Ирландию. Радости в том было мало, но в сложившихся обстоятельствах О’Нилам следовало благодарить судьбу, что они могут покинуть эти края.

Несмотря на предупреждения своего будущего зятя, герцог Ольстерский по-прежнему продолжал публично высказываться о несчастной судьбе голодающих ирландских крестьян и призывал к реформам, которые вернули бы им хоть толику человеческого достоинства.

Однажды, на банкете в честь лорда Кларендона, вице-короля Ирландии, Эдвард Уайлдинг обратился к собравшимся с пламенной речью:

– Тот, кто порабощает себе подобного, сам с неизбежностью становится рабом. В настоящее время Ирландия подобна оспенной язве на теле Британской империи. Но со временем инфекция распространится и Англия сама погибнет от этого страшного заболевания. Терпеть сложившееся положение долее невозможно. Лицом к лицу сошлись хозяин и работник. Крытая соломой хижина и дворец. Бьющая в глаза роскошь и нищета, достигшая последней стадии.

На герцога дружно обрушились лорд Джордж Галифакс и сэр Роберт Диллон. Последний буквально брызгал слюной:

– Сэр, вы – предатель интересов своего класса и своей страны. Вы просто подлец, сударь. Собравшимся здесь хорошо известно, что в кругу видных членов своей семьи вы выше всех ставите некоего Даниела О’Коннела, некогда дублинского мэра-католика, а затем единственного представителя этой веры в английском парламенте. Этот человек открыто призывает к бунту и гражданской войне против Англии. Но его хотя бы можно уважать за мужество и откровенность… А вы, сэр…