Огненные цветы - Стефани Блейк Страница 23

– Одну минуту! – возмущенно перебил его герцог. – Вы что же, сэр Роберт, хотите сказать, что я предатель?

Круглое, невыразительное лицо, на котором выделялись кривая щель рта и глубоко посаженные кабаньи глазки, напоминало кусок сырого теста. Диллон с шумом втянул понюшку табаку и вытер нос шелковым платком.

– Ни на что я не намекаю. Ваши слова и поступки сами за себя говорят.

– Стало быть, я предатель, потому что призываю по-человечески относиться к людям? Потому что считаю смертным грехом обжорство, в то время как дети моего соседа умирают от голода? Потому что убежден, что мир Божий и земля принадлежит всем, а не горстке ненасытных, эксплуатирующих и угнетающих большую часть человечества?

– Уж не намекаете ли вы, что сэр Роберт – обжора и скряга? – послышался чей-то голос с дальнего конца стола.

Все рассмеялись, но это только подлило масла в огонь.

– Говоря словами самого сэра Роберта, – улыбнулся герцог, – я ни на что не намекаю. Его слова и поступки говорят сами за себя.

Смех стих. В наступившем молчании сэр Роберт Диллон вскочил и, обогнув стол, направился к герцогу.

– Ради всего святого, Эдвард, – негромко произнес сидевший от него по правую руку граф Тайрон, – не задирайте его. Это исключительно опасный тип, и к тому же он пользуется большим влиянием при дворе.

Герцог поднялся и сверху вниз посмотрел на напыжившегося человечка. В этот момент сэр Роберт напоминал разъяренную раздувшуюся красноглазую жабу.

Все вскрикнули – сэр Роберт вытащил из кармана кожаную перчатку и хлестнул герцога по щеке. Тот отшатнулся – больше от неожиданности и удивления, чем от боли.

– О Господи, что за мелодрама! И это в наши-то дни и в вашем-то возрасте. Вам бы на сцене играть, Роберт, – насмешливо бросил он.

– Я не шучу, ваша светлость. Вечером у вас будет мой секундант, чтобы обговорить все условия. Выбор оружия, естественно, за вами.

Герцог отказывался верить своим ушам.

– Не может быть, что вы это всерьез. Вам ведь великолепно известно, что по закону дуэль считается преступлением. А кто у нас здесь главный законник и любитель порядка, как не вы?

– Так оно и есть, коль скоро речь идет о законах, направленных против всякой швали, дикарей, истребляющих друг друга. Хотя, на мой вкус, лучше бы дать им в этом волю. Но к людям нашего положения эти законы не относятся, и вам это известно не хуже моего. Увидимся на рассвете, сэр, на поле чести.

Он по-военному сделал поворот кругом и вышел из зала.

К вечеру весь Белфаст знал о том, что произошло на банкете у лорда Кларендона. Даже торговцы рыбой, даже нищие крестьяне толковали об этом. А уж в барах и на улицах и темы другой не было.

– Надеюсь, герцог свернет эту чугунную голову.

– Хорошо бы. Он добрый человек, этот герцог, храни его Бог.

В течение буквально каких-то минут на площади собралась целая толпа сторонников герцога Ольстерского. По кругу пошли бутылки, и постепенно людьми овладел боевой пыл.

– Да здравствует герцог Ольстерский!

– Гип-гип-ура!

– Долой королеву Викторию! Герцога Ольстерского – в короли Ирландии!

На улицах и в проулках, выходящих на площадь, появились конные драгуны. Действуя дубинками и нанося удары саблями плашмя, они врезались в толпу.

Из рассеченных лбов и разбитых носов потекла кровь. Иных затоптали копытами, кому-то переломали кости. По прошествии недолгого времени на площади остались только драгуны да раненые.

Капитан Роджер О’Нил выстроил своих людей и мрачно осмотрел поле битвы:

– Хороший урок этим мерзавцам. В другой раз будут умнее.

На лице его заместителя лейтенанта Бейтса застыла мстительная ухмылка. Он до глубины души ненавидел капитана. В Сэндхерсте он учился на класс старше, но теперь роли переменились и Бейтс оказался в подчинении у Роджера.

– Похоже, этот герцог Ольстерский зажигает им кровь. Революционер-протестант, вот потеха-то.

– Герцог Ольстерский отнюдь не революционер, – холодно возразил Роджер. – Может быть, он недостаточно строг со своими арендаторами, может быть, у него слишком мягкое сердце, но он верный слуга Короны.

– Да неужели? Гм. Что это они здесь орали? «Долой королеву»? И еще: «Герцога Ольстерского – в короли»? Да, что-то в этом роде. – Бейтс по-женски округлил брови. – Да, только сейчас пришло в голову. Вы ведь помолвлены с дочерью этого малого?

– Возвращайтесь в свой взвод, лейтенант, – прорычал Роджер.

А про себя добавил: «Право, если этот старый дурак не будет поосторожнее, он действительно попадет под суд за предательство. Хоть бы сэр Диллон вышиб ему завтра мозги. Это избавило бы Равену и всю семью от многих неприятностей. Да и мне, говоря откровенно, будет спокойнее. Король Ирландии! Этого только не хватало».

Равена пришла в ярость, а герцогиня поникла, когда герцог рассказал, что произошло на банкете в честь лорда Кларендона.

– Надеюсь, ты свернешь ему шею, папа, – свирепо сказала Равена. – Отвратительная жирная старая жаба.

Герцог отлично стрелял и из пистолета, и из винтовки.

– Беда в том, – грустно сказала его жена, – что победить ты просто не можешь. – Если убьешь сэра Роберта, все его друзья консерваторы, что здесь, что в Англии, будут жаждать твоей крови, и в конце концов сломят тебя, как сломили Дана О’Коннела. Знала же я, с самого начала знала, что когда-нибудь из-за этих семейных связей нам туго придется. Но к тебе-то они чего привязались? Ведь это мой родич.

– Это еще что за разговоры, Ванесса? – хмуро покосился на нее герцог. – Дан О’Коннел был великим патриотом и государственным деятелем, и я бы гордился, если бы в моих жилах текла и его кровь. А как это понять: «сломили Дана О’Коннела»? Вся королевская конница и вся королевская рать не смогли бы сломить его дух. Старого Дана спалил огонь верности. Но он осуществил то, ради чего был рожден, и даже больше.

– Браво! – воскликнула Равена. – Знаешь, папа, я так горжусь, что ты не позволяешь свиньям вроде сэра Роберта Диллона и лорда Галифакса становиться себе на горло. Помнишь предреволюционный плакат американских патриотов? На нем была изображена свернувшаяся в кольцо змея, а внизу подпись: «Не наступай!»

Снизу донесся приглушенный расстоянием звонок в дверь.

– Догадываюсь, кто это, – поморщился герцог. – Прошу извинения, дорогие дамы, но не перейдете ли в какую-нибудь другую комнату?

Герцогиня и Равена отправились в музыкальный салон. Мать присела за клавесин и принялась наигрывать вариации на темы «Турецкого рондо» Баха. Она была прекрасной пианисткой и нередко развлекала своей игрой гостей на званых вечерах. Равена тоже прилично владела инструментом, но, обнаружив, что с матерью на этом поприще тягаться трудно, играть в общем-то избегала. Ну а Ванесса Уайлдинг, прикасаясь к клавишам, целиком погружалась в мир музыки.