Соблазнительное предложение - Дженнифер Хеймор Страница 23

Он тяжело дышал. Она тоже – и стала красивее, чем раньше, с распущенными волосами, волнами обрамлявшими ее лицо. Эмма в замешательстве смотрела на него затуманенным взором.

– Нет, – хрипло прошептал Люк. – Нет, – повторил он, словно убеждал сам себя. Не в силах смотреть на нее, он с трудом оторвал взгляд. – Черт побери! Будь оно все проклято! Чтоб я сдох! Дьявольщина! – сыпал он проклятиями.

– Перестань, Люк. – Ее негромкий хрипловатый голос звучал на удивление уверенно, не сочетаясь с растерянным выражением, возникшем на ее лице несколько секунд назад. – Все хорошо.

Люк круто повернулся и снова посмотрел на нее в упор. Она уже выглядела спокойной и собранной, и только во взгляде по-прежнему мерцало какое-то неопределимое чувство.

Хорошо? Да что же в этом хорошего? Что вообще во всем этом может быть хорошо?

– Я ухожу, – прохрипел он. – Просто должен уйти.

Повернулся и выскочил из номера, по дороге схватив со стула пальто.

Сбежав с лестницы, Люк влетел в роскошную столовую. Это чертово место не может быть ни пабом, ни таверной. Оно слишком снобистское и напоминает ему Айронвуд-Парк и его покровителей, смотрящих на него свысока. Вроде братца.

Люк выскочил на улицу. Холод пробирал сквозь пальто, доходил до костей. Он быстро пошел по тротуару, чувствуя, как вечерний воздух обжигает легкие.

Да уж, сегодня он натворил дел, устроил чертову неразбериху – сначала во время ленча в поле, а потом несколько минут назад. Если она никогда его не простит, он не будет ее за это винить.

Люк провел рукой по волосам и обнаружил, что забыл шляпу.

В Бристоле он твердо вознамерился соблазнить ее, хотел заставить умолять, чтобы потом со спокойной совестью грешить. Он продолжал по-прежнему хотеть ее, и хотеть в тысячу раз сильнее, чем вначале.

Но сейчас что-то изменилось. Он ее слишком уважает. Он ею восхищается. Будь оно все проклято, она ему по-настоящему нравится! Это первый человечек за очень долгое время, которым он искренне восхищается.

Раньше он использовал женщин. Играл с ними, а потом выбрасывал, как надоевшие игрушки. Но с Эммой он так поступить не мог.

Существовало слишком много причин, по которым ей следовало держаться от него подальше. Но все они сводились к одному – он нестоящий, нехорош для нее, да и для любой другой тоже, если уж на то пошло. И слишком, черт возьми, труслив, чтобы сказать ей правду.

Люк замедлил шаг и остановился, глядя на газовый фонарь, отбрасывающий на мостовую ровный круг золотистого света. Этот цвет всегда напоминает ему о глазах Эммы.

Может быть, выход есть. Он не обязан рассказывать ей все, но должен все же найти в себе силы и рассказать одну вещь. Единственную, которая наверняка отпугнет ее.

Он так и не вернулся. Не вернулся до самого утра, когда Эмма заснула наконец так крепко, что, проснувшись, не смогла вспомнить, не во сне ли ей приснились его ласковые объятия. Но он лежал рядом, и от него пахло виски.

Виски пахло и в прошлую ночь тоже. И нечего удивляться, что, приехав в Шотландию, он стал столько пить.

Она выскользнула из-под одеяла, стараясь его не разбудить, и села на кровати спиной к нему.

– Доброе утро, Эмма. – Голос со сна восхитительно хриплый.

Она оглянулась.

– Доброе утро.

Его рука вынырнула из-под одеяла, накрыла ее ладонь.

Эмма опустила взгляд на сомкнутые руки.

– Вы на меня сердитесь?

Да? Нет?

– Не знаю, – честно призналась она. От вчерашнего поцелуя у нее подкосились коленки и закружилась голова. Но потом он оставил ее в этом состоянии одну, и за те часы, что прошли после того, как он выскочил за дверь, она немного успокоилась.

Такой Люк – чувственный, соблазнительный, но при этом изменчивый и сбивающий с толку. Вчера, когда она смотрела, как он выходит из номера, у нее внутри что-то оборвалось.

Она пыталась укрепиться духом, возвести вокруг себя непроницаемые стены, чтобы он не смог больше ранить ее. Потому что, Господь свидетель, Генри нанес ей столько душевных ран, что хватит на всю жизнь. Но проблема в том, что Люк разрушает ее оборону быстрее, чем она успевает ее возводить.

Люк за спиной громко выдохнул. Эмма ощутила движение, и через мгновение он уселся рядом с ней, сильный, мужественный, и вот оно, началось – она снова тает и знает точно, стоит ему о чем-то попросить, она с радостной готовностью даст ему это.

Он все еще держал ее за руку, обхватив изящные пальцы.

– Эмма… – Люк умолк и помотал головой, теребя кружева на манжете ее ночной рубашки.

Эмма взглянула на него. Он, как всегда, был в рубашке (по правде говоря, она ни разу не видела его без рубашки) и в нижних штанах, а на колени натянул край простыни. С волнистыми темно-русыми волосами, падающими на плечи, с голубыми глазами, в рубашке с расстегнутым воротником, откуда выглядывал треугольник бледной плоти, он казался высеченным из мрамора.

Он был прекрасен, словно белокурый Адонис.

Боже, как она его хочет.

Эмма отвела взгляд.

– Мне не следовало делать этого вчера вечером, – сказал Люк.

Эмма вздернула подбородок, вызывающе посмотрела на него.

– Не следовало делать чего? Целовать меня или уходить потом?

– Целовать вас.

– А вы не заметили, что я не жаловалась?

– Заметил. Но вообще следовало бы.

Эмма упрямо качнула головой.

– Я отказываюсь в дальнейшем слушать эту чушь о несовместимости ангелов и демонов. И я вам уже говорила – я не ангел. Вы это и сами видели. Глупый предлог. Должно быть что-то еще.

– Вы так и не попросили, – мягко сказал он. – А я обещал, что не прикоснусь к вам, если вы не попросите. – Он крепче сжал ее пальцы.

– Еще один предлог, – отрезала Эмма. – Если бы я и попросила, это ничего не изменило бы. Вы бы все равно испугались. Все равно сбежали бы и утопили свои страхи в спиртном.

Он замер.

– Вы не понимаете, о чем говорите.

– Неужели?

Последовало долгое молчание. Затем он повернулся к ней и впился пылающим взглядом голубых глаз в ее лицо.

– Когда я говорил, что могу показать вам высоты наслаждения, я не шутил. И не шутил, когда говорил, что вознесу вас к этим высотам, если вы попросите. Но сейчас – и клянусь, это вовсе не предлог! – я без тени сомнения понял, что вы слишком хороши для такого, как я. Вначале я этого не понимал, но теперь знаю.

– Вы сведете меня с ума, – вот все, что Эмма смогла выдавить в ответ. Потому что никто в англоговорящем мире не мог бы сказать, что Эмма Кертис слишком хороша для Лукаса Хокинза. Правда заключалась в том, что по социальному положению она была куда ниже, чем он. Он – сын одного из самых знатных семейств Англии и обеими ногами прочно стоит на самой верхней ступеньке социальной лестницы.