Талисман - Мэрилайл Роджерс Страница 23

– Даже вам придется признать, что я доказала свою способность держаться в вашей светской обстановке. Что скажет ваш принц, если вы снова сошлете меня в деревню? – Грэй еще больше помрачнел, но Лиз продолжала: – В самом деле, как же быть с любопытными матронами, которые преобладают, как я обнаружила, в лондонском обществе так же, как и в нью – йоркском?

– Это не моя светская обстановка. – Только Элизабет могла так легко взорвать его внешнее спокойствие. – Я терпеть не могу эти бессмысленные расходы и бессонные ночи. Я принимаю в этом участие только ради своих интересов в парламенте и из-за обязательств своего положения.

Лиз была удивлена искренностью отвращения, звучавшего в заявлении. Она помнила разговор Дру и Тимоти о преданности дяди определенным идеалам, но подозревала, что это только ради общественного облика, а не из настоящего интереса.

– Одно верно – теперь вам придется оставаться в городе, раз вы сумели за один вечер стать любимицей сезона. Вы, конечно, не поверите, но я искренне считал, что, оставляя вас в деревне, я предоставляю вам самый предпочтительный для вас образ жизни. – Это он мог сказать честно, хотя он также стремился, чтобы она не запятнала свою репутацию и его имя. – Теперь выбора нет. С сегодняшнего вечера до первого августа вы останетесь здесь.

Это была пугающая мысль, которая начала тревожить Лиз на балу, но которую она не рассмотрела должным образом перед тем, как выехать из Эшли Холл. Она покусывала нижнюю губу, раздраженная своей собственной промашкой. Картина предстоящих недель, месяцев была устрашающей.

– Так как вы в Лондоне надолго, совершенно необходимо, чтобы вы поняли важность для нас поддерживать здесь, в Брандт Хаус, и в городе в целом ожидаемое впечатление счастливой, только что поженившейся пары. – Грэй знал, что это был единственный путь как воспрепятствовать сплетням по поводу их внезапной женитьбы, так и, что было еще важнее, оградить от ухаживаний их осмотрительного, но чрезмерно любвеобильного принца.

– Что? – Это прозвучало больше как взрыв смеха, чем как вопрос. – Невозможно, чтобы вы рассчитывали, что я буду делать вид обожаемой жены. Мне никогда не удавалось представиться тем, чем я не являюсь, и сомневаюсь, что я могла бы начать с роли, так далекой от действительности.

Глядя на Элизабет прищуренным взглядом, Грэй молча признал истину ее утверждения. Если что и можно было сказать о ней безоговорочно, так это именно то, что она была прямая и абсолютно честная. Он медленно поднялся, и удовольствие, обнаруженное в решении проблемы, вызвало сардоническую улыбку. Ему нужно только позаботиться, чтобы она стала именно тем, чем он просил ее казаться: опьяненной любовью женщиной. Элизабет была не похожа ни на одну женщину, каких он знал, и поэтому являла собой вызов – изумительно соблазнительный. Он уже дважды преодолел ее сопротивление, и повторение не будет трудной задачей. Соблазнив достаточное количество женщин, он был уверен в себе.

Вмешалось маленькое досадное беспокойство. Он раздраженно отбросил неудобное подозрение, что одного только физического обладания может оказаться недостаточно для утоления глубины его голода. Глаза Грэя под густыми черными ресницами превратились в ад. Он уже перенес эти страдания раньше. Это кончилось болью, перед которой, он поклялся, никогда больше не окажется незащищенным. Нет, он, конечно, соблазнит ее, но ей не удастся ослабить его защиту против ненадежных эмоций.

Глаза Лиз раскрывались все шире по мере приближения Грэя. Она не могла нормально дышать, и сердце начало безумно колотиться. Снова этот глупый трепет, который она когда-то презирала в женщинах, менее здравомыслящих, чем сама. Когда он, опасно возвышаясь над ее креслом, протянул руку, чтобы заставить ее встать, она задохнулась. Лиз в смятении осознала, что эта реакция была не столько результатом тревоги или гнева, сколько предвкушения.

Грэй видел ее замешательство и, наклоняя голову, напомнил себе о предосторожности и необходимости действовать нежно, чтобы не торопить и не вспугнуть норовистую женщину. Когда он прикоснулся к сладким, как персик, губам, густые бронзовые ресницы Лиз опустились на щеки. От прикосновения к его большому крепкому телу Лиз снова почувствовала противную слабость, а Грэй опять доказал, какую коварную опасность он представляет. Он притянул ее к себе, и она беспомощно таяла, пока его губы целовали ее рот, шею, опускаясь все ниже.

– Грэй! Ты здесь, Грэй?

Скрипучий голос леди Юфимии пронзил мягкий туман, отгородивший Лиз от реальности. Дверь резко распахнулась от толчка, которым леди совсем не изысканно пнула ее.

– Я хотела обсудить твое неудачное решение поместить Дру и Тимоти в один экипаж, но Гаррис говорит, что от твоей кареты отскочило колесо. – Не обращая внимания на женщину в объятиях брата, Юфимия вошла с решительным блеском в глазах. – Все-таки, Грэй, мы должны поговорить о вероятной причастности Тимоти к еще одному несчастному случаю!

– Не сегодня, сестра. – Грэй выпустил Лиз из объятий, но продолжал держать за руку. – У меня ранняя встреча с сэром Дэвидом по поводу очень важного дела, поэтому мне нужен сон. Так что мы желаем тебе доброй ночи.

– Ну, знаешь… – Юфимия надулась, пораженная этим ответом, так не похожим на Грэя. Это, должно быть, дурное влияние этой ужасной американской женщины. Может, она и герцогиня, но Юфимия никогда не назвала бы ее леди!

Ни на кого не глядя, Грэй повел несопротивляющуюся Элизабет по лестнице в их личные комнаты на втором этаже. Однако, помня о своем плане добиться своей жены, у двери в ее комнаты он галантно взял ее руку в свои ладони и, наклонившись, коснулся удивленно раскрытых губ поцелуем, исполненным останавливающей сердце нежности.

Лиз в оцепенении смотрела на опасно завораживающую улыбку, несколько долгих мгновений игравшую на губах герцога, прежде чем он повернулся, чтобы уйти, а она продолжала смотреть ему вслед, как лунатик.

Тряся головой, чтобы освободиться от гипнотической пелены, она, спотыкаясь, вошла в отведенную ей комнату, чувствуя, что все ее усилия рассеять туман обречены. Все события этого долгого дня, начиная с бала, потом дорожного происшествия и кончая страстным объятием, привели ее чувства в полное смятение. Нежный поцелуй совсем спутал ее мысли. Держа в одной руке длинные перчатки, она вплыла в свое новое жилище, едва замечая его роскошную обстановку и молодую женщину, скромно дожидающуюся, чтобы помочь расстегнуть многочисленные скрытые застежки экстравагантного бального платья и расшнуровать тугой корсет.

Когда наконец Лиз упала на большую кровать с сияющим парчовым пологом, она погрузилась в теплые, туманные сны и кружилась в бесконечном танце в объятиях мужчины, который был противником в одном туре и возлюбленным в следующем. А потом опять… и опять… и опять.

Рот леди Юфимии скривился, как будто она попробовала что-то кислое, выражение нисколько не способствовало улучшению атмосферы, царившей за утренним столом. Правда, даже веселый солнечный свет, лившийся сквозь высокие окна с легкими тонкими белыми занавесями и сверкавший на серебре и хрустале полированного буфета, не мог оживить настроение завтракающих. Три дамы сидели в натянутом молчании вокруг стола красного дерева, сервированного фарфором с нежным цветочным орнаментом и начищенным до блеска серебром, под приборами лежали кружевные салфетки, а в центре стола красовалась хрустальная ваза с тюльпанами.