Синдром Фауста - Джоэль Данн Страница 24

Надо же мне было как-то выйти из неловкого положения.

– Они здесь не привыкли к вольностям в одежде, – подвигал Чарли донышком бокала по столу. – Его наверняка смутили твой бант и косичка.

Но я уже завелся и чувствовал себя, как шофер гоночной машины, которого захватил острый ветер и виражи риска.

– Ты тоже хорош! Разве ты не крутил с Абби до меня? Что ж не предупредил, что она пресна, как тесто без дрожжей, а эмоциональности в ней – ноль целых и ноль? Еще бы – типичное дитя бюргерского воспитания…

– Ты забыл, Руди? – остановил он меня. – В тебе ведь тоже, кажется, аж половина крови – немецкая? От папаши. А, кроме того, – кого ты слушал?..

– Эй, что ты хочешь этим сказать? – встрепенулся я.

– Что Абби знала всегда не только то, чего хочет она сама, но и что нужно тебе. Тебя это, кстати, вполне устраивало. Ни о чем не надо было беспокоиться. Разве не так?

Чтобы прийти в равновесие, я зажмурился и остервенело крякнул:

– Уж не о том ли ты, что она затолкала меня на кафедру и тыркала, пока мне не дали профессуру?

Чарли, насупившись, постукивал вилкой по столу. У него это выходило не очень ритмично. Я закусил губу и скривился:

– Тебе бы три десятка лет прожить в смирительной рубашке! – Еще более зло: – Лучше быть голодным волком, чем сытым псом, не находишь?

– Руди, – произнес он, словно поставил печать под документом, – волком ты никогда не был. И не будешь…

– Да она ни разу со мной не начала, – прошипел я кипящим шепотом, чтобы не компрометировать его в этом пронафталиненном сундуке прошлого. – Я сам должен был, всегда сам… И это – секс, скажи мне? Все время чувствовать себя извращенцем?..

– Виноват ты сам, Руди, – потер он лоб. – Бывают ситуации, когда лучше забыть об интеллигентских штучках-дрючках и вспомнить, что ты – мачо. А ты изображал из себя рыцаря из дамского романа…

Разговор с Чарли вызвал у меня глубокую депрессию, и я долго не могла найти себе места. Не помогал даже алкоголь: скорей всего, дозы были небольшими, но ведь к другим я не привыкла.

Каким все же надо быть бесчувственным хамом, чтобы сказать женщине то, что он осмелился выдать мне! Шовинист, женоненавистник, наглец! Бабы всегда были для него предметами коллекции: он собирал их, как коллекционеры – марки или монеты. Любовался собственным успехом, гордился редкими и экзотическими экземплярами. Однажды я случайно подслушала, как он рассказывал об этом Руди.

Только больной, извращенный мозг мог сравнить ситуацию, в которой я оказалась, попав к нему в лапы, с той, когда на горизонте появился Руди! Мне было двадцать четыре года. Я только год назад потеряла свою невинность и отчаянно это скрывала от назойливых подружек…

Чарли позвонил сам: его снедало чувство вины. Вначале я бросила трубку, но он перезвонил снова. Я дала отбой, но он набрал номер еще раз.

– Что ты хочешь? – зло спросила я.

– Поговорить с тобой, – ответил он своим хрипловатым джазовым голосом.

– Зато я не хочу, – отрезала я. – Нам не о чем разговаривать.

– Не будь дурой. Хоть ты и не терпишь меня, врагом я тебе никогда не был.

– Ну и лицемер же ты! – хмыкнула я уничтожающе. – Нашел что сказать…

– Можешь думать все, что тебе придет в голову, но сначала выслушай…

– Черт с тобой, говори! – холодно согласилась я. – Слушаю…

– Что ты знаешь о болезни Руди, Абби?

– Хочешь прочесть мне лекцию?

Он замолчал, и я представила, как он сморщился.

– Это необходимо!

Говорил он минут пять, и у меня вдоль спины заскользил противный и липкий холодок страха:

– Что же ты предлагаешь?

– Нам всем надо встретиться, – прозвучал ответ.

– Кому это – всем?

– Тебе, мне, Руди и Эрни с Джессикой. Пригласи, их и предупреди меня заранее о дне и часе. Только чтоб это было после работы.

– Хорошо. Раз ты настаиваешь, – постаралась я говорить как можно спокойнее…

Я собрала всех через три дня. Руди как всегда торчал в ванной перед зеркалом. Меня это раздражало, но я старалась не ссориться с ним.

Первой появилась Джессика. Она воистину очаровательна – моя дочь: высокая статная брюнетка с влажным блеском в глазах.

Я смотрела на нее и молила Бога, чтобы в ее жизни все сложилось иначе, чем в моей.

– Папочка, поцелуй меня! – рассмеялась она, увидев Руди.

Он чмокнул ее в щечку.

– Каким ветром тебя принесло аж из Сан-Франциско? Как муженек? Детки?

– Ты говоришь так, будто это не твои внуки, – обиженным голосом проговорила она.

– Мои, мои! – без особого энтузиазма откликнулся он.

– Хилари пойдет в этом году в школу. А Джек – он уже болтает…

В это время раздался звонок и в дверях появился Эрни.

– Господин адвокат! – иронически приветствовал его Руди. – Какой сюрприз!

Эрни подошел к отцу и приложился к его щеке. Но Руди был холоден и пробрюзжал:

– Интересно, что здесь происходит? Откуда вдруг сразу в вас обоих проснулась любовь к родителям? Ну и сюрприз, я вам скажу…

Мне хотелось оборвать его. Он вел себя недопустимо, но я сдержалась.

– Видишь, мам! Я все-таки нашел время. Обещал – и пришел…

Когда на пороге появился Чарли, в глазах Руди зажглись недобрые огоньки. Он даже присвистнул, чем привел в замешательство не только меня, но и детей.

– Ничего себе! – прошипел Руди. – Это что, семейный совет? Уж не в мою ли честь? Какая это такая, скажите, нужда свела вас всех вместе, а?!

В воздухе нарастало напряжение. Мне казалось, его сейчас можно будет резать ножом на куски.

– Так! – оглядывал всех подозрительно Руди. – Все сидят молча. Это уж определенно что-то да означает!

Чарли достал сигару, хотя знал, что я не переношу табачного дыма. Выдержав недолгую паузу, он зажег ее и, пустив первую струйку дыма, вздохнул:

– Начинать, наверное, придется все-таки мне…

– Какая торжественность! – прозвучала сухая злость в голосе Руди.

Все мы старались не смотреть на него. Он был взъерошен, как кот, который увидел перед собой сенбернара.

– Ты меняешься, Руди, – покачал Чарли сигарой. – Через год это будет заметней, а через два…

Руди вскочил и нервно заходил по комнате. Мне даже стало его немножко жаль: бедный мой муж!