Перелетные птицы - Алла Кроун Страница 25

— А почему братья Шляпины не служат в армии? — наконец сказала Надя.

— У Ивана лейкемия, и доктора говорят, что он долго не протянет. Федор считается единственным трудоспособным членом семьи и поэтому освобожден от службы.

— Хотела бы я знать, кто такая эта Эсфирь Фишер, — скорее подумала вслух, чем спросила Надя. — Есть в ней нечто трагическое. С ней что-то случилось, из-за чего она стала такой. Наверное, ее семья стала жертвой погрома или еще какая-то беда стряслась с ними. Такая красивая и такая замкнутая девушка!

— Не знаю, Надя, но, судя по тому, как она разговаривает, наверняка что-то было. Хотя мы живем в такое время, когда каждый из нас может сказать, что пережил трагедию.

В голосе Вадима была слышна спокойная грусть, и Надя украдкой взглянула на него.

— Ты прав. Столько людей пережили в своей жизни потерю! А ты? Ты, наверное, до сих пор горюешь о матери?

— Да. Мы были близки. Понимаешь, мы с ней приехали в Петроград после того, как отец умер от туберкулеза. Он работал учителем в Новгороде, где я родился. Здесь мать нашла работу в книжном магазине, а я, пока учился на юридическом, подрабатывал тем, что давал студентам частные уроки английского.

— Английского? Почему английского, а не французского?

— Французский — язык света, и нужен он только аристократам для общения в салонах.

Впервые Надя заметила нотку горечи в его голосе.

— Ты выучил английский специально, наперекор условностям, или были другие причины? — спросила она, не поворачивая головы.

Он ответил сразу:

— Борьба с условностями ничего не даст. Я выбрал этот язык по практическим соображениям. Мой отец однажды очень дальновидно предсказал, что именно английский, а не французский, в будущем станет международным языком, и я посчитал, что для юриста полезнее знать его.

— Тогда и я хочу его выучить.

Вадим взял ее за локоть.

— Я с радостью возьмусь за твое обучение — будет повод почаще тебя видеть.

Его признание обезоружило Надю.

— Может быть, начнем первый урок прямо сейчас? — лукаво произнесла она.

— Ты просишь начать урок посреди зимней ночи, когда холод такой, что язык замерзает? Изволь, начнем. Только чур не жаловаться, потому что я не отпущу тебя домой до тех пор, пока ты не научишься правильно произносить первые слова.

— Это будет нетрудно, — ответила Надя. — Французский мне дался легко.

Вадим остановился и развернул ее за плечи лицом к себе.

Пар их дыхания соединился, и Надя почувствовала, что к щекам подступает кровь. В тусклом свете уличного фонаря глаза Вадима блеснули.

— Берегись, Надя, я строгий учитель.

— А я не боюсь! Скажи что-нибудь по-английски.

— Готова? Повторяй за мной: «Thank you».

Надя подозрительно нахмурилась.

— Сначала скажи, что это значит.

— Ого! Осторожная барышня! Мне это нравится. Не волнуйся, я просто хочу научить тебя, как благодарить по-английски. Итак, говори: «Thank you».

Проследив за движением его губ, Надя произнесла:

— Сэнк ю.

Вадим рассмеялся.

— Я так и знал! Так и знал!

Смех его был до того заразительным, что Надя сама не выдержала и засмеялась, не понимая причины его веселья.

— Что смешного?

— Извини, я не над тобой смеюсь. Английская грамматика по сравнению с русской совсем несложная. Вот представь, прилагательные не имеют окончаний мужского и женского рода, а у существительных всего два падежа. Но написание и произношение — совсем другое дело, и в этом главная закавыка. Для нас особенно сложен звук «th», поэтому я и ожидал, что ты скажешь не «thank», а «сэнк». Это, конечно, была дешевая уловка с моей стороны, но ты меня не разочаровала.

На Вадима невозможно было сердиться, и Надя принялась изо всех сил стараться правильно произнести непривычный звук, чтобы он остался доволен. Ей вдруг стало почему-то очень важно, чтобы Вадим ее похвалил, и, уже подходя к дому, она этого добилась.

— Молодец! Я уверен, ты легко его выучишь.

Со временем Сергей стал уходить из дома все чаще и чаще, и, поскольку упорно не рассказывал, куда ходит, Надя решила, что он встречается с Эсфирью. «Можно подумать, я стала бы возражать!» — мысленно хихикнула она. Сама же Надя стала проводить больше времени с Вадимом, который заполнил пустоту, образовавшуюся после отъезда Алексея. Их встречи стали отдушиной в бесконечном волнении о судьбе ее возлюбленного.

Но несмотря на теплоту и веселый нрав Вадима, несмотря на то что домашнее хозяйство было на ней и отнимало все время, Надю не покидало смутное беспокойство. Знакомое удобство кабинета, любимые книги, вечерние беседы с Вадимом за сотнями чашек чая не могли наполнить сердце покоем. Она стала чаще ходить мимо дворца Персиянцевых и представлять себе его комнаты. Она скучала по его красоте, по элегантным интерьерам, но потом вспоминала о нищете, и ей становилось стыдно за свою тягу к роскоши. Она решила, что должна искоренить в своем характере эту недостойную черту. Но недостойную ли? Быть может, это простая человеческая потребность? Кроме того, она не забывала и о том, какие возможности ей представятся в будущем. Выйдя за Алексея, она сможет очень многое сделать для обездоленных. И не только деньгами — она станет связующим звеном между привилегированной верхушкой и неимущим большинством. Надя пока не знала, как это осуществить, но решила, что первым делом добьется поддержки Алексея. Для этого понадобятся такт и настойчивость, но она была полна решимости воплотить в жизнь свой замысел.

За ноябрем пришел декабрь, минуло Рождество, и потом, в феврале, она получила от Алексея письмо, в котором он сообщал, что приезжает домой на побывку и не может дождаться той минуты, когда увидит ее.

Холодным и облачным февральским днем Надя отправилась в Исаакиевский собор. Она не была религиозной и раньше, случалось, спорила с верующей матерью, но ее почему-то всегда влекло к этому величественному храму. Приходила она туда не для того, чтобы молиться. Надя любовалась его пышным убранством — так же, как любовалась красотой дворца Персиянцевых, которой ей так недоставало с тех пор, как Алексей уехал па фронт. После душного трактира, куда она ходила с Сергеем и Вадимом, после своей квартиры с ее потускневшими красками и запахом лекарств, въевшимся в стены, ее душа требовала прекрасного.

В соборе в это время служб не проводили, и он был почти пуст. Удивительно, до чего светлым он был внутри. Розовый, белый и перламутровый мрамор наполнял внутреннее пространство теплом. Надя была уверена, что никто не заметил, как она вошла сюда. Ей не хотелось бы объяснять свой поступок Сергею и Вадиму, они все равно не поймут.