Перелетные птицы - Алла Кроун Страница 24

Рот Якова растянулся в тонкую линию, пока он рассматривал Надю прикрытыми глазами.

— Чем мы обязаны чести видеть твою сестру, Сергей?

Тот указал на рюмку в руке Якова.

— Хватило нескольких глотков? Туман в голове и язык без костей — плохое сочетание для нашего дела.

— Что с тобой, Яков? Дома у нас ты ведешь себя иначе, — спокойно добавила Надя и тут же пожалела об этом.

Яков продолжал ухмыляться.

— Хорошо сказано, Надя, но, к сожалению, не всем здесь посчастливилось получить приличное воспитание. Эсфирь и я, знаешь ли, приехали сюда из бедной забитой деревни, где жизнь настолько тяжела, что нашим еврейским семьям приходится гадать, где взять кусок мяса или как скоро провалится крыша сарая. — Яков с насмешливым выражением лица поднял свою рюмку. — Салонные этикеты интересовали нас меньше всего.

На мгновение Надя встретила взгляд Эсфири. Молодая еврейка нахмурилась и взяла из руки Якова рюмку.

— Хватит тебе, — негромко произнесла она мелодичным, но твердым голосом. — Твои насмешки ни к чему. Кроме того, если ты бедный, это не значит, что можно вести себя по-свински, так что придержи язык.

Вадим повернулся к пробегавшему мимо официанту.

— Принеси нам горячего чаю, любезный. И черного хлеба. — Он повернулся к Наде. — Гулять так гулять.

«Какой добрый этот Вадим, — подумала Надя. — Так у них, видно, принято принимать в свою группу новых членов. Это их хлеб-соль. Он все сделает как надо!» Яков пьян, поэтому его можно простить. А Эсфирь… такая напряженная. Да, напряженная, как струна скрипки, такая же натянутая и чувствительная. Надя посмотрела на Сергея. Брат не сводил с Эсфири широко раскрытых горящих глаз. Такого свечения в них Надя никогда раньше не замечала. Она подавила улыбку. Милый Сережа, наконец хоть кто-то привлек его внимание. Но прежде, чем она успела как следует обдумать это наблюдение, к их столу ощупью пробрался музыкант с незрячими молочными глазами, всклокоченной бородой и в ветхой, до дыр, косоворотке. Нащупав рядом с Вадимом стул, он сел и заиграл. Полилась старинная русская песня, и дрожащие звуки гармошки заставили толпу притихнуть. Грустная мелодия наполнила прокуренный зал.

— Можно говорить под прикрытием музыки, — сказал Яков. — Ну что, Федор, какие новости ты нам сегодня принес?

Один из братьев покосился на слепого музыканта, помедлил секунду-другую, а потом достал из портфеля кипу бумаг.

— Вот несколько листовок, которые нам удалось напечатать. — Он передал их Якову, и Надя успела заметить заголовок: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» Федор достал еще несколько листков и на этот раз, не глядя на Якова, протянул их Сергею. Надя посмотрела ему через плечо: «Бей жидов, спасай Россию!»

Яков рванул бумаги из рук Сергея. Побагровев, он стукнул кулаком по столу.

— Сволочи! Вот доказательство того, что в наших рядах полно полицейских агентов. Они уже начали антиреволюционную кампанию.

— Мы не знаем, кто придумывает эти лозунги, — сказал Вадим. — Да это по большому счету и не важно, если рабочие знают, что они исходят не от нас.

Они принялись спорить, кому предстоит сочинять очередное воззвание к заводским рабочим, а когда Яков сказал, что у Эсфири неплохо получается, все согласились предоставить это право ей.

— Подайте копеечку, Христа ради!

Раздавшийся сзади дребезжащий голос заставил Надю вздрогнуть. Она повернулась и увидела худого сутулого монаха в черной скуфье. С его жиденькой бороды свисали крошечные сосульки.

— Подайте на храм Божий, добрые люди. В деревне моей строить будем, — нараспев произнес он, на этот раз повернувшись к Разумову.

— У нас у самих мало. Да и не верим мы в твоего бога, странник. Но у нас есть хлеб. Бери, угощайся, — густым голосом пророкотал Вадим, отломил кусок хлеба, посолил и протянул монаху. Тот взял угощение дрожащей рукой и низко поклонился.

В насыщенном самыми разнообразными запахами воздухе Надя вдруг почувствовала знакомый аромат жареной капусты.

— Пирожки! — раздался со стороны двери голос торговца с лотком, висящим на шее. — Кому пирожки-и-и?

Поддавшись внезапно возникшему желанию, Надя махнула лоточнику и купила два пирожка с капустой. Один из них она разломила и протянула половину монаху.

Вадим, поймав ее взгляд, улыбнулся.

— Истинное великодушие не взирает на лица, верно?

— Никогда об этом так не думала, — ответила Надя. — Но голод, наверное, тоже не выбирает любимчиков.

Тут Эсфирь наклонилась к Ивану Шляпину.

— Мне нужна бумага для листовок. Текст я могу написать на миллиметровке, но, чтобы напечатать, нужен новый запас.

— Я не смогу достать бумагу, — ответил Иван. — Мой канал оборвался. Хозяин начал что-то подозревать, и я не могу рисковать.

— Что ж, тогда придется самой раздобыть. Это будет не слишком трудно.

— Вы хотите сказать, что достанете бумагу нелегальным способом? — изумилась Надя.

Эсфирь посмотрела ей прямо в глаза.

— Слишком уж ты воспитанная, Надя. Мы хотим сказать, что, когда у нас заканчиваются деньги и мы не можем пополнить запасы, мы крадем то, что нам нужно.

— Но ведь вас могут поймать и посадить в тюрьму, как обычного вора!

— Меня не поймают, — отрубила Эсфирь холодным, уверенным голосом. — У меня богатый опыт. Вижу, тебя это изумляет. Вот что я тебе скажу. Мои родители всю жизнь прожили честно и ни разу копейки чужой не взяли. Меня они воспитывали так же. Я не стану рассказывать, что случилось с ними и со мной. Честность тебя ни спасет, ни защитит, поэтому, чтобы выжить, приходится приспосабливаться.

Надя внимательно посмотрела на нее. Она поняла — с этой девушкой должно было случиться что-то по-настоящему страшное, чтобы она стала так относиться к жизни. В ее глазах горел странный огонь, который словно был готов в любую секунду обернуться яростной вспышкой и, казалось, завораживал Сергея. Надя ласково посмотрела на брата. Его песочные волосы были тщательно причесаны, и свежая стрижка обнажила родинку у правого уха. Лишь несколько волосков непокорно торчали у него на макушке — так было всегда, как он ни старался их приглаживать. Наде вдруг захотелось обнять брата и прижать к себе покрепче. Лицо его было обращено к Эсфири. Он слушал и смотрел на девушку гак, словно, кроме нее, в ту минуту больше никого не существовало.

Когда пришло время уходить, Яков так напился, что уткнулся головой в стол и не захотел вставать. Братья Шляпины подняли его и подтащили к двери, Сергей же с готовностью вызвался отвести домой Эсфирь. Его возбуждение вновь не укрылось от Нади. Вадим, увидев, каким взглядом она смотрит на брата, улыбнулся и кивнул.

— Пойдем, Надя. Я провожу тебя домой.

На улице влажный туман ноябрьской ночи тонкой вуалью накрыл снег. Под их ботинками скрипел голубоватый ковер, и какое-то время никто не говорил. Выйдя из теплого помещения на морозный воздух, они зябко поеживались и хлопали локтями по бокам.