Живи и люби! - Долли Нельсон Страница 25

Его лицо засияло.

— Серьезно?

— Я владею испанским далеко не в совершенстве, но могу попробовать. Только схожу за словарем. Это пригодится. — Она шагнула к лестнице.

— Встретимся у меня в кабинете, — сказал ей вслед Тенгвальд.

Когда Сигрид пришла со словарем, он открыл бутылку красного сухого вина, наполнил бокалы и один из них вручил ей.

— Думаю, переводу это не помешает.

— Спасибо. — Она пригубила бокал, поймала взгляд Тенгвальда, брошенный им поверх ободка, ощутила знакомую вибрацию воздуха, слишком сильную, чтобы ее не почувствовать, и с трудом проглотила ярко-рубиновую жидкость. — Ну что, начнем? — Не дожидаясь ответа, она положила книгу, поставила бокал на крышку стола и посмотрела на письмо. Мгновение Сигрид изучала его, а потом с улыбкой сказала: — Это от агрохимической компании, название которой вы знаете и так.

— Человека, с которым я чаще всего имею дело, зовут Хуан Хименес.

Обороты, которыми пользовался Тенгвальд, были безупречны с точки зрения грамматики, и внезапно Сигрид почувствовала неуверенность. Ей никогда не освоить этот стиль. С чего она взяла, что может помочь такому образованному человеку?

Он не знает, что ты набитая дура, шепнул ей внутренний голос.

Она нашла подпись в конце страницы.

— Да, это от доктора Хименеса. Вы знаете, что Хуан — это испанский вариант нашего имени Ханс?

— Нет, не знаю.

— Доктор Хименес — начальник отдела… э-э…

— Исследований и развития, — закончил за нее Тенгвальд и придвинул Сигрид кресло. — Садитесь. В ногах правды нет. Кто знает, сколько времени нам понадобится? — Затем он взял стул и сел с ней рядом.

Сигрид ощущала, что твердое колено Тенгвальда прижимается к ее бедру, но изо всех сил старалась не обращать внимания ни на это прикосновение, ни на искры, трещавшие в воздухе.

— Ладно. — Она уставилась на листок бумаги. — Приступим к делу. Он надеется, что у вас все благополучно, — это предложение понять легко. А вот дальше… — Сигрид запнулась и покачала головой. — Ничего не понимаю. Тенгвальд, у меня получается какая-то ерунда:

Она начала листать словарь, через две минуты захлопнула его и начала снова:

— Согласно этому письму… — Смущение заставило ее покачать головой и помешало закончить фразу. — Но это же просто глупость… — Она снова остановилась, испугавшись, что не сможет помочь Тенгвальду.

Максимум того, на что она способна, это перевести текст дословно.

— Тут написано, — наконец сказала она, показав пальцем на строчку, — что нос доктора Хименеса дрожит от вашего препарата.

И тут выяснилось, что Тенгвальд прекрасно понял загадочную фразу. На его лице расплылась широкая улыбка.

— Нос — не часть тела. А Нос! С большой буквы.

Но растерянная Сигрид все еще ничего не понимала.

— «Нос», — объяснил Тенгвальд, — это название должности человека, который проводит экспертизу новых агрохимических средств. То есть, по-нашему, «нюхач». Человек, оценивающий химикаты, которые потом осваиваются производством и продаются во всех странах мира.

Ярко-зеленые глаза Тенгвальда горели от возбуждения, в них хотелось смотреть снова и снова. Но удрученная Сигрид опустила подбородок и вновь сосредоточилась на злополучном письме.

— Ну, — продолжила она, — по словам уважаемого доктора… — тут Сигрид снова полезла в словарь, — Нос не сумел получить те же результаты с помощью других известных к данному моменту регуляторов роста растений.

— Ура! — Тенгвальд выбросил вверх кулак; его радость рвалась наружу, как воздух из проколотого иголкой воздушного шара.

Сигрид смотрела на него и смеялась. Судя по всему, новости были хорошие.

— Понимаете, если эффективность моего препарата значительно превосходит эффективность уже существующих, — объяснил он, — это значит, что моя работа не имеет себе равных!

Радость сделала его лицо еще красивее. Сигрид забыла обо всем на свете и пялилась на него во все глаза. Это становилось просто непристойным.

— Есть разные типы регуляторов роста растений, — увлеченно продолжил Тенгвальд. — Отличительная особенность моего препарата состоит в том, что он обладает комплексным действием.

— Поразительно. — Она не могла отвести взгляд от его счастливого лица.

— Но самое поразительное, что мой регулятор роста можно использовать при выращивании самых разных сельскохозяйственных культур. Во всяком случае, я на это надеюсь.

Сигрид, захваченная этим зрелищем, с величайшим трудом пролепетала:

— Значит… новости действительно хорошие…

Тенгвальд засмеялся.

— Хорошие? Слабо сказано. Попросту грандиозные! Химический состав моего препарата совершенно оригинален. Это означает патент. И столько денег, сколько мне не потратить до конца жизни.

Сигрид думала о роскошном доме, в котором жил Тенгвальд, о его огромном участке, лаборатории, теплице… У него уже было все, чего он хотел.

— Интуиция подсказывает мне, — вырвалось у нее, — что вы радуетесь вовсе не деньгам.

Он вздохнул.

— Вы правы. Деньги тут ни при чем.

— Вы довольны, потому что сделали что-то по-настоящему важное.

Тенгвальд только улыбнулся.

— Отец гордился бы вами, — прошептала Сигрид, решив, что ему нужно знать это.

Он застыл как вкопанный, и на мгновение она испугалась, что он обиделся. Но тут Тенгвальд протянул руку и коснулся ее щеки.

— За такие слова вас следует расцеловать.

У Сигрид захватило дух. Она смотрела в его глаза и чувствовала, что тонет в них.

— Пожалуй, я так и сделаю.

Тенгвальд наклонился и прильнул к ее рту. Его губы и язык отдавали терпким вкусом красного мерло. И хотя Сигрид едва притронулась к своему бокалу, у нее закружилась голова. Она была пьяна без вина.

Сигрид крепко зажмурилась, слегка прикусила нижнюю губу Тенгвальда и улыбнулась, услышав вырвавшийся у него негромкий стон.

Но тут в ее мозгу протяжно завыла сирена. Нет, нельзя! Так нельзя! Разве не этого она всеми силами избегала столько лет?

— Тенгвальд… — прошептала Сигрид, понимая, что ее тон говорит сам за себя.

— Пожалуйста… — Его голос был сдавленно-хриплым. — Сигрид, давайте насладимся этим мигом. Всего минутку. Никаких последствий. Просто… позвольте мне…

Тенгвальд поцеловал ее, и опьянение, которое она ощущала минуту назад, показалось ей цветочками. Если бы Сигрид не сидела, а стояла, то наверняка упала бы. Ее колени подкосились, руки опустились сами собой. Даже позвоночник изменил ей — она боялась, что сейчас соскользнет с кресла и упадет на пол.