Встретиться вновь - Джин Маклеод Страница 26

— Ты меня вынуждаешь, Кэрин.

Накопившаяся злость, которую она пыталась подавить, вырвалась наружу. Она уже не выбирала слова.

— А ты вынуждаешь меня жить так, как я не хочу! С какой стати я должна заботиться о чужих детях? Ладно бы еще один ребенок, а то целых два! И эти дети даже не твои! Я хочу быть свободной. Хочу путешествовать и жить в свое удовольствие, чего я не могла себе позволить, живя с дядей Джоном! А ты мне что предлагаешь? Надеть кружевной чепец и превратиться в домохозяйку, выносящую горшки за чужими детьми? Немыслимо! Просто смешно! — Ее правильные черты лица исказились до неузнаваемости. — Ты не обязан опекать их! Всему виной твой идиотский идеализм, который заставляет тебя бросаться вперед, не подумав, как это отразится на других людях. А вдруг ты калечишь чужие жизни? Мою, например. Это не твои дети. Были бы твои — тогда другой разговор.

— Другой? — В его голосе слышалось сомнение. — Мои они или нет — это ничего не меняет. Это дети Дика, значит, и мои тоже. Я не собираюсь объяснять тебе элементарные вещи. — Стивен повернулся и пошел к двери.

Кэрин возмущенно открывала и закрывала рот, прожигая его спину взглядом. В резких выражениях жениха она увидела окончательный приговор и начала говорить, сбивчиво, бессвязно, в отчаянии пытаясь остановить его словами или мольбами, которые смогли бы тронуть сердце Стивена и оживить его чувства к ней.

— Ты даже не попытался мне ничего объяснить! Детям можно найти… Сейчас существует столько учебных заведений… И никто тебя не упрекнет.

— Прежде всего, у них должен быть дом. — Стивен взялся за дверную ручку.

— Именно в «Фернили»? Это твое последнее слово? Как же ты упрям! Думаешь только о себе!

— Я думаю о Мойре и Чарльзе. — В его глазах вдруг вспыхнули огоньки. — Да, возможно, ты права, — еще и о себе.

— Я не понимаю!

— Есть вещи, которые тебе просто не дано понять.

— И что же… Ты и дальше будешь плевать на мои желания? — Она злилась оттого, что утратила влияние на Стивена. — Ты оставишь детей в «Фернили» независимо от того, хочу я этого или нет?

— Оставлю, — кивнул он, открывая дверь.

— Ты не можешь вот так уйти… Стой! Так нельзя! — кричала ему вслед Кэрин. — Нельзя!

Но он ее уже не слышал. Она осталась одна посреди просторной, богато обставленной гостиной своего дяди и поначалу не могла поверить в реальность произошедшего. Наконец, осознав до конца, что значил его уход, Кэрин пришла в ярость. Ее холодное сердце жаждало мести. Ее трясло. Руки сжимались в кулаки. Ослабев, она упала на мягкие подушки дивана и разрыдалась, выпуская наружу бессильное бешенство.

Через некоторое время она немного успокоилась, огонь в глазах потух, уступив место холодной расчетливости.

— Я не позволю ему уйти! — прошептала она, кусая губы. — Я не отпущу его. Никогда!

Стивен, задумавшись, брел по тротуару. Вокруг сновали люди и машины, а у него не было ни малейшего представления, куда идти дальше.

Он знал, что рано или поздно нужно будет выбрать дорогу на этом перекрестке, но события последнего часа развивались столь стремительно, что теперь разум Стивена отказывал ему.

Все его иллюзии в отношении Кэрин рассеялись с безжалостной быстротой. И в эту минуту он еще не мог осознать, что все к лучшему и что ему несказанно повезло. Совестливость заставляла его снова и снова вставать на место бывшей возлюбленной и пытаться понять ее точку зрения. Но это только укрепляло его в убеждении, что другого пути нет. Она не оставила ему выбора. Теперь стало ясно, что разрыв был неизбежен. Он висел над ними давно как дамоклов меч. И как это он раньше не замечал, что они совершенно друг другу не подходят? Крик Кэрин все еще стоял в его ушах. Как она взбесилась от одной мысли, что ей придется «надеть кружевной чепец и превратиться в домохозяйку, выносящую горшки за чужими детьми»! В силах Стивена было заполнить лишь одно пустое место в жизни детей — место отца. Но нужна еще и женская нежность, забота, внимательность.

И тут Стивен вспомнил Джудит Бэкстер. Дети счастливы с ней.

Ноги сами понесли его к станции. Через четверть часа поезд должен отправиться до Глазго.

Первые дни среди безмолвных величественных холмов, чириканья птиц, порхающих над головой, и залива, сверкающего под яркими лучами весеннего солнца, подарили Джудит удивительное ощущение покоя, которое она находила в простых и в то же время милых ежедневных пустяках. Дети были счастливы, и их радость передавалась ей.

Чарли и Мойра быстро поняли: мисс Бэкстер может быть строгой, когда необходимо, но зато с легкостью играет в их игры, как мало кто из взрослых умеет. Между ними не существовало возрастного барьера, и те небольшие задания, которые время от времени давала детям Джудит, выполнялись быстро и весело. Чарли собирал палочки, прибитые к берегу водой, хотя чаще в его корзине попадались ракушки и «здоровские толстые водоросли», а не дрова для растопки. Мойра мыла посуду, вытирала пыль и раскладывала округлые белые камушки в бордюрчики вдоль дорожки от крыльца к калитке, поскольку Чарли, предпочитавший не ходить, а бегать, часто падал и расшибал коленки о камушки.

Покончив с домашними заботами, они придумывали, как провести остаток дня. Обеды чаще всего устраивали на улице. Пикники на природе нравились всем. Алекс Кемп с восторгом поддержал эту идею.

У миссис Макким он почти не появлялся, а когда возвращался от нее, обязательно приносил свежеиспеченные лепешки, оладушки или пироги с ягодами и непременно горшочек знаменитой на всю деревню простокваши, которую Мойра очень любила за то, что «она шевелится, как желе». Чарли же очень нравилось мясо, запеченное в фольге, и он всегда просил добавки.

На свежем воздухе у него улучшился аппетит, мальчик много ел и стал чаще смеяться, реже погружаясь в задумчивое молчание, которое, как поняла со временем Джудит, было защитной реакцией ребенка, попавшего в окружение равнодушных взрослых. Пережив смерть обоих родителей, Чарли замкнулся в себе, но девушка постепенно возвращала его в чудесный мир детства.

Алекс проводил с ними целые дни, радостно замечая, что не только дети повеселели, но и сама Джудит расцвела, как весенний цветок.

Он съездил в Гринок испросить продления увольнительной и вернулся с хорошими новостями: его отпустили до среды.

— Какая погода сегодня! — воскликнул он.

Мойра заглянула ему в глаза и потянула за рукав.

— Чем же нам заняться? Нельзя потерять такой чудный день.

— А давайте покатаемся на яхте? — предложил он.

— На моторной лодке? — удивился Чарльз.

— Нет, малыш, на настоящей яхте, — засмеялся Алекс и на следующее утро уехал в Хеленсбург, где жил «один приятель, у которого есть приятель, который дружит с человеком, у которого есть яхта».

На следующий день он вернулся, и вся компания с радостным криком ринулась на белоснежную палубу.