Последняя милость - Луиз Пенни Страница 28

В этот момент старший инспектор понял, что расследовать это убийство будет очень непросто. Человек настолько ущербный, чтобы испытывать постоянную потребность причинять боль, наверняка имел много секретов и еще больше врагов. Гамаш передвинулся поближе к огню. Пока они разговаривали, солнце село, и на Три Сосны опустилась ночь.

Она была не так уж и плоха, — сказала Руфь Зардо, сильным хлопком заталкивая пробку в горлышко бутылки. Она только что налила себе второй бокал вина, даже не подумав предложить что-нибудь гостям.

Гамаш и Лемье сидели в кухне Руфи на белых пластиковых садовых стульях, которые она называла своим столовым гарнитуром. Температура в помещении была не намного выше, чем на улице, поэтому оба мужчины остались в парках, а сама Руфь куталась в пару побитых молью свитеров.

Агент Лемье потирал замерзшие руки, с трудом сдерживая желание подуть на них, чтобы хоть немного согреться. После беседы с супругами Морроу они со старшим инспектором пересекли огромную деревенскую площадь и направились к самому маленькому домику во всей деревне. Собственно, это был даже не дом, а избушка с двумя окнами на первом этаже и единственным небольшим окошком наверху. Белая краска облупилась, и один из фонарей над крыльцом не горел.

Дверь им открыла прямая и тощая, как палка, пожилая дама самого неопрятного вида. Казалось, что она состоит из одних острых углов, и даже юмор у нее был угловатым. Когда они шли по слабо освещенному тусклыми лампочками коридору, Лемье несколько раз споткнулся о наваленные на полу кипы книг, и Руфь не преминула съязвить по этому поводу.

— Я вижу, что теперь в Сюртэ набирают увечных, — сказала она, указывая на него своей клюкой. — Но вряд ли он хуже, чем то существо, которое вы притащили сюда в прошлом году. Как ее звали? А впрочем, неважно. Ужасная девица. Грубиянка. Если хотите, можете присесть, но не слишком расслабляйтесь. Надеюсь, вы ненадолго.

Лемье еще раз потер руки, достал ручку и приготовился записывать.

— Мне говорили, что Сиси де Пуатье была жестокой и эгоистичной, — сказал Гамаш, удивляясь тому, что при этом у него изо рта не идет пар.

— Ну и что?

— Такого человека вряд ли можно назвать хорошим.

— А я и не говорила, что она была хорошей, но плохой она тоже не была. Я имею в виду, по-настоящему плохой. — Пожилая поэтесса отхлебнула изрядный глоток вина и поставила бокал на круглый пластиковый стол. — И где вы вообще видели не жестоких и не эгоистичных людей?

Гамаш уже успел забыть, какое это удовольствие — общаться с Руфь Зардо. Рассмеявшись, он посмотрел в глаза старой плутовки. Она тоже рассмеялась.

Роберт Лемье вообще перестал понимать, что происходит.

— Так какой, по-вашему, была мадам де Пуатье?

— Я думаю, что она была озлобленной и мелочной особой. И вы правы, она действительно была жестокой. Полагаю, что этому имелось какое-то объяснение. Но мы все недостаточно хорошо ее знали, чтобы его найти.

— Как долго вы были знакомы с убитой?

— Чуть больше года. Она купила дом Тиммер Хедли.

Произнося эти слова, Руфь внимательно следила за выражением лица Гамаша. Но если она ожидала какой-то реакции, то ее постигло разочарование. Реакция уже последовала полчаса назад, когда Клара сообщила инспектору, что Сиси купила бывший особняк Хедли. После этого в гостиной Морроу на некоторое время воцарилась тишина, и ничего не понимающему агенту Лемье оставалось лишь строить догадки.

Когда Арман Гамаш в последний раз был в доме Хедли, он чуть не погиб, так же, как Питер, Клара и Бювуар. Если на свете действительно существовали проклятые дома, то дом Хедли был, несомненно, одним из них.

Гамаш никогда не забудет того жуткого, темного подвала. Даже сидя в уютной гостиной, у весело пылающего камина, в окружении друзей, с приятно согревающей руки кружкой горячего чая, при воспоминании о нем он ощутил леденящую дрожь страха.

Ему ужасно не хотелось снова оказаться в этом мрачном месте, но он понимал, что это неизбежно.

Сиси де Пуатье купила бывший дом Хедли. Гамашу этот факт сообщил о ней гораздо больше, чем могли бы сказать десятки различных эпитетов.

— Она приезжала сюда только на выходные, — продолжала Руфь после того, как бомба, которую она подбросила инспектору, не сдетонировала. — С мужем и дочерью. Но о тех вообще неинтересно говорить. В Сиси, по крайней мере, чувствовался характер. Она была живым человеком. А эти двое всегда напоминали мне двух откормленных на убой каплунов. Жирные и ленивые. И до невозможности скучные.

Для Руфи Зардо слово «скучный» было одним из худших оскорблений. Оно котировалось наряду с «добрый» и «милый».

— Так что же все-таки произошло во время матча по керлингу? — спросил Гамаш, пытаясь повернуть разговор в нужное ему русло.

Но разговор о семье Сиси почему-то совершенно вывел Руфь из себя. Она стала еще более резкой и ершистой, чем обычно.

— Что произошло? Сиси умерла.

— Боюсь, что мне нужен менее лаконичный ответ.

— Команда Эм, как обычно, проигрывала. А потом Сиси умерла. — Руфь откинулась на спинку стула и с вызовом посмотрела на инспектора.

— Прекратите играть со мной в свои игры, мадам Зардо, — беззлобно сказал Гамаш, с интересом разглядывая сидящую перед ним женщину. — Вы уже должны были понять, что со мной такие номера не проходят. Откуда в вас столько злости? Вы сами-то от нее не устаете?

— От чего? От злости? Она. подпитывает меня не хуже, чем вот это. — Руфь подняла бокал и шутливо отсалютовала инспектору.

— Но почему вы злитесь сейчас?

— А вы разве не злитесь, когда убивают человека?

— Но, Руфь, вы же злитесь не из-за убийства. — Голос Гамаша звучал почти ласково. — По крайней мере, не только из-за убийства. Есть еще какая-то причина.

— Умный мальчик. Бьюсь об заклад, что вам часто говорили это в школе. Который час?

Казалось, Гамаша совершенно не смутила такая неожиданная смена темы. Он спокойно посмотрел на часы.

— Без четверти пять.

— Мне нужно идти. Через несколько минут у меня встреча.

— Так что же произошло во время матча? — повторил он свой вопрос.

Лемье затаил дыхание. Он не знал почему, но ему показалось, что наступил некий критический момент. Поджав губы, старая поэтесса смотрела на Гамаша, всем свои видом выражая отвращение к происходящему. Он встретил ее взгляд совершенно спокойно, его лицо оставалось открытым и задумчивым.

Руфь Зардо моргнула. И Лемье мгновенно почувствовал произошедшую в ней перемену. Ему показалось, что закрыл глаза один человек, а открыл совершенно другой. Злость ушла. Руфь сделала глубокий вдох, тряхнула седой головой и улыбнулась.

— Вы умеете пробудить во мне худшие чувства, старший инспектор.