Вечер в Венеции - Полина Поплавская Страница 28

Сказав все это, довольный Доктор удалился, а Арлекино, на радость хохочущей публике, в изнеможении упал на сцену и начал исступленно биться о доски головой.

Божена, не ожидавшая ничего подобного, хохотала до упаду. Но вскоре оказалось, что снова пришел ее черед действовать.

Оглядевшись, она не увидела на сцене Короля. Решив, что ее роль на этот раз окочена, она собралась уже было спрыгнуть со сцены и скрыться в толпе. Но тут послышалось дикое хрюканье, и к помосту подкатила расписная тележка, запряженная парой коричневатых свиней. Всем этим повизгивающим и бренчащим безобразием правил Король в сбившейся набок короне и обмотанной вокруг пояса мантии. Он поманил ее жестом, и Божена спрыгнула на руки ближайших зрителей и тут же оказалась в тележке.

И они помчались. В глазах Божены мелькали свиные хвосты, перепуганные и смеющиеся лица, факелы, маски. Она уже не понимала, где они и куда несутся эти оголтелые животные, но вот лихой возница натянул вожжи – и их увитая лентами тележка резко остановилась. Площадь осталась позади, они стояли на морской набережной.

Удерживая одной рукой поводья, тянущиеся к слегка присмиревшим свиньям, Король помог ей сойти и, сказав ей лишь «Ciao», [7]с хохотом помчался дальше, а Божена, не помня себя от усталости и множества ночных впечатлений, дошла до пристани и, спустившись в одну из гондол, отправилась в гостиницу и там, едва успев скинуть свой королевский наряд, заснула крепко и безмятежно.

Томаш, который так никуда в эту ночь и не пошел, спустился поутру в пустынный холл. «Все безумцы еще спят», – раздраженно подумал он и присел в большое кожаное кресло с утренней газетой в руках. Из стопки других он выбрал именно эту, заметив множество фотографий, пестревших на ее страницах. Почти не понимая по-итальянски, он лениво перелистывал газету от конца к началу, рассматривая карнавальные виды – парад масок, довольные смеющиеся лица… Солнце, пробиваясь сквозь полуоткрытые створки жалюзи, постепенно меняло свой цвет с сочно-розового на бледно-желтый, и под его лучами на мизинце у Томаша ярко поблескивал небольшой перстенек, подаренный ему Боженой на свадьбу. Он давно уже не носил его, но, собираясь в Венецию, решил почему-то надеть.

Дойдя до первой страницы, которую целиком занимала одна большая фотография, Томаш положил газету на колени и, достав позолоченный портсигар, закурил. Задумавшись, он смотрел, как играет солнце в россыпи изумрудов, расположившихся вокруг удивительной красоты рубина – смелая фантазия Божены не побоялась соединить их вместе, и получилось действительно великолепно. Томаш забыл про сигарету, и пепел упал на газету. Стряхивая его в пепельницу, он увидел в газете что-то, привлекшее его внимание, и пристальней взглянул на фотографию.

Сан-Марко в карнавальном убранстве, какие-то подмостки, примелькавшиеся маски, и вдруг – лицо Божены, смеющееся, счастливое. Она – в центре внимания толпы, а сама смотрит на какого-то мужчину в дурацкой короне и лоскутном платье. Смотрит влюбленно, держит его за руку, а он склоняется к ее лицу, чтобы поцеловать.

Томаш, как ошпаренный, мигом вышел из состояния ленивой полудремы, в котором пребывал, и вцепился двумя руками в свежую, резко пахнущую краской газету.

Вчера, рассердившись на шута в красном колпаке, морочившего ему голову весь вечер, он вернулся в свой номер, заказал себе negroni – двойную порцию сладкого вермута с сельтерской, а потом решительно натянул на себя полосатую пижаму и со спокойной душой заснул. Перед сном он думал лишь о том, что Божена, которая так и не дождется его на площади в этот вечер, будет наказана по заслугам за свои слишком назойливые выходки. Пусть теперь она волнуется и ищет его, а он, Томаш, выспится наконец после утомительной дороги, а завтра они встретятся спокойно и поговорят уже без всей этой карнавальной мишуры.

И он просчитался! Божена опять оставила его с носом. Томаш напряг память и прочел под снимком подпись по-итальянски: «Король Карнавала венчается с Карнавальной Королевой». Пока он спал, Божена не отказала себе в удовольствии обвенчаться с другим! И кто разберется, что на этом дурацком карнавале происходит всерьез, а что делается шутя!

Обескураженный Томаш встал и нервно заходил по старинному залу, служившему теперь гостиничным холлом: высокий сводчатый потолок чутко ловил и отражал каждый шаг по розоватому мраморному полу. И когда к нервному ритму его шагов добавился другой – спокойный, Томаш резко обернулся и увидел на полутемной лестнице, круто уходящей вверх, Божену.

Она как ни в чем не бывало смотрела на него, улыбаясь одними губами, и не двигалась. На ней была простая суконная юбка и подчеркивающий ее фигуру тонкий коричневый свитер. Томаш сделал несколько шагов в сторону лестницы и, перешагнув разом пару ступенек, пошел было Божене навстречу. Но она тоже пошла вниз по этой узкой, неудобной лестнице, и Томаш, от неожиданности чуть не упав, испуганно попятился.

Спокойно спустившись, Божена приветливо подала ему руку, а затем, садясь в то кресло, из которого он недавно поднялся, вопросительно взглянула на него, по-прежнему не говоря ни слова.

– Я приехал еще вчера, – сказал он как можно спокойнее.

– А я уже решила, что ты не приедешь вовсе.

– Но ты ведь могла узнать вчера у портье?

– Я вернулась почти утром, очень устала… Но, как ты видишь, вместо того, чтобы сладко спать, проснулась именно затем, чтобы узнать что-нибудь о тебе.

Она была прекрасна и в высшей степени соблазнительна в этой неброской одежде. Томаш никогда не мог сказать, что ей больше к лицу – новомодные изыски, которые она, не стесняясь, носила с достоинством и удовольствием, или совсем простые, будто случайно подобранные вещи. Он смотрел на ее точеное открытое лицо и думал о том, как много бы сейчас отдал, чтобы оказаться дома вдвоем с ней, своей Боженой, прирученной и такой податливой, когда он, целуя ее во всегда чуть прохладные губы, увлекал за собой в постель – утром, вечером, иногда днем – никогда не получая отказа. Он забыл, что это было уже так давно, что после остывающей близости с женой у него была Никола, а Божена казалась ему тогда лишь досадной помехой, мешающей встречам с его новой возлюбленной. Но даже тогда где-то в глубине души Томаш знал, что Никола рано или поздно исчезнет из его сердца, и он вновь вспомнит о Божене, которая – он почему-то был уверен в этом – никуда от него не денется.

Однако сейчас они были не дома, и Томаш даже не знал, в каком номере остановилась Божена, и вообще – как она провела эту ночь, да и весь предыдущий месяц. И он не знал, как вести себя дальше, ожидая от нее подсказки. Он чувствовал, что Божена внутренне абсолютно спокойна, словно между ними нет и не было никакого недоразумения. Или как если бы она уже давно все про себя решила. Но что она решила, что она чувствует сейчас по отношению к нему – этого Томаш понять не мог.

Пока он растерянно смотрел на свою непредсказуемую жену, Божена, невозмутимо улыбаясь, предложила перейти в бар, расположенный сразу за холлом.