Поцелуй - Джил Мансел Страница 3

Таков был один из многих талантов Иззи. Если бы Катерина так сильно не любила мать, она пожелала бы, чтобы та избрала карьеру дизайнера или хотя бы маляра. Разумеется, подобное занятие не принесло бы Иззи славу и сказочное богатство, но это была бы достойная и выгодная работа, которая, по слухам, щедро оплачивается.

Катерина просто не могла себе представить мать не поющей. Сколько она себя помнила, Иззи переживала один финансовый кризис за другим, но уверенности, что успех не за горами, не теряла. В раннем детстве Катерине доводилось сидеть на пустых ящиках из-под пива в грязных прокуренных пабах и дешевых клубах, прихлебывая колу, и слушать, как мать поет для посетителей, поглощенных традиционной субботней выпивкой. Иногда даже раздавались одобрительные аплодисменты — ради этого Иззи и жила. Порой завсегдатаи затевали драку, и тогда о песнях Иззи забывали. Иной раз какие-нибудь идиоты начинали подпевать, вставляя в текст непристойности, или оскорбляли Иззи, или смеялись собственным дурацким шуткам. В таких случаях глаза семилетней Катерины наполнялись слезами и желание разбить хулигану нос было таким сильным, что приходилось держаться за сиденье, чтобы совладать с собой. Для Катерины Иззи была Жанной д'Арк, героиней, которую травят невежественные мужланы. Потом Иззи смеялась и говорила, что все это ерунда, потому что она заработала три фунта сорок пенсов. Втискивала сорокапенсовую монетку в детскую ручонку и обнимала дочь. «Это все ерунда, — бодро объясняла она. — Нужно же с чего-то начинать — таков закон жизни. Тот, кто переживет вечер в рабочем клубе на окраинах Блэкпула, легко покорит Лас-Вегас».

Однажды учительница увидела, как тщательно Катерина изучает географический атлас. На вопрос: «Что такое Лас-Вегас?» — мисс Брент неодобрительно фыркнула: «Город, где все играют». Катерина успокоилась. Играть — это здорово. Девочка представила себе огромную игровую площадку, где все скачут, бегают и улыбаются друг другу.

— Мама возьмет меня в Лас-Вегас, — радостно призналась она. — И там я буду играть каждый день.

В Лас-Вегас они так и не поехали. Большая удача отчего-то упрямо обходила их стороной, и в жизни, хаотичной и бедной, случилась всего лишь одна перемена: рабочие клубы остались в прошлом. «Платформа», где уже полтора года работала Иззи, конечно, не «Ронни Скотт», но клуб располагался в Сохо и клиенты по большей части были вполне пристойные. «Здесь, в Лондоне, — неустанно твердила Иззи, — всегда есть шанс… Одному Богу известно, кто однажды войдет в клуб, услышит мое пение и поймет, что именно я должна получить главную роль в приличном спектакле».

Ничего этого не произошло, но Иззи не уставала мечтать. Пение было ее страстью, и лучше всего на свете она умела именно петь. Иззи делала то, что могла, и Катерина ни разу в ней не усомнилась. Да и кто стал бы дуться на мать, которая охотно тратит деньги на дорогущий ярко-желтый мохеровый свитер для дочери, а потом целую неделю питается исключительно бутербродами, чтобы свести концы с концами? Безрассудная щедрость Иззи тревожила Майка, который нервничал каждый раз, когда счета за электричество оставались неоплаченными, но Катерина восхищалась благословенным материнским безразличием в том, что касалось таких прозаических вопросов, как финансовая стабильность. Если бы завтра наступил кризис, она бы предпочла надеть восхитительно мягкий мохеровый свитер и согреться, а не бродить по улицам и размышлять о том, как все это отразится на ее пенсии.

Миска с лакричными леденцами опустела на треть, когда зазвонил телефон. Было две минуты девятого. Улыбнувшись — несмотря на напускную важность, Ральф не в состоянии был пропустить «Улицу Коронации» [3], — Катерина взяла трубку.

— Матери, как всегда, нет дома? — резко поинтересовался Лестер Маркхэм.

— Боюсь, что так, — любезно ответила Катерина. — Как поживаете, мистер Маркхэм? Как…

— Хватит, — грубо перебил он. — Мне чертовски полегчает, когда я, наконец, получу с твоей матери плату за два месяца. Передай, что завтра в девять утра я приду за деньгами.

Катерина сунула в рот еще один леденец — свой любимый, черно-коричневый — и задумалась. Лестер Маркхэм смахивал на Джима из «Семейки Ройл». И чувство юмора у него тоже отсутствовало.

— А я думала, мы задолжали всего за месяц, — осторожно проговорила она.

— Плюс деньги за декабрь, — огрызнулся Лестер Маркхэм, — которые она истратила и, разумеется, «позабыла» об этом.

«Ого! Вот каким образом мама раздобыла денег на роскошный рождественский ужин в «Нико»».

— Ну, конечно, — примирительно сказала Катерина. — Я передам ей, как только она вернется, мистер Маркхэм. Не беспокойтесь.

— Я-то не беспокоюсь. Это вам лучше побеспокоиться. Если не получу денег, всей суммы, завтра утром, вы обе вылетите из квартиры. — Он фыркнул. — И я не шучу.

Джина не знала, почему делает это, даже не понимала, где находится, но она не могла вернуться домой. Лучше здесь, лишь бы не сидеть в пустой квартире и не переживать, в который раз, этот кошмар — уход Эндрю.

Джина судорожно вцепилась в руль, на мгновение она даже засомневалась, сможет ли когда-нибудь его выпустить. Она окончательно заблудилась, но, поскольку все равно ехать некуда, это не имело значения.

Уложив с виноватым видом два чемодана, Эндрю быстро ушел. Джина, не зная, чем заняться, выключила плиту и набрала ванну. А потом, не в силах раздеться — она и так чувствовала себя чересчур беззащитной, — выключила кран, посмотрела, как сливается в отверстие благоухающая сиренью вода, и пошла за пальто и ключами от машины.

Кататься сорок минут по Барбикану глупо и бессмысленно, Джина это знала. Но где-то здесь, в одном из многоэтажных домов, находится ее муж. Она убедила себя, что если сумеет его найти, то он непременно вернется. Джина поймала себя на том, что смотрит на освещенные окна, умоляя Эндрю появиться в одном из них. Глядя из окна на улицу, он непременно узнает ее машину и, охваченный раскаянием, бросится вниз по лестнице, обнимет Джину и будет умолять о прощении. Ничего подобного не случилось: в домах было слишком много квартир, а к этому часу его серебристо-серый «БМВ» уже стоял на одной из дорогих парковок. Да и у Эндрю наверняка имелись более интересные дела, чем глазеть в окно. Скорее всего, беременная любовница сейчас сидит рядом с ним, наслаждаясь победой, и с удовольствием слушает рассказ о событиях минувшего дня.

«Наверное, с любовницей обсуждает, как избавиться от надоевшей жены, — подумала Джина, объезжая неудачно припаркованную машину. К горлу подступил комок. — Что такое бывшая жена, в конце концов?.. Вероятно, они лежат в постели, страстно занимаются любовью и смеются, потому что Эндрю такой умный и все оказалось на удивление просто…»

Ослепнув от слез, Джина не заметила перекресток, и… машина содрогнулась от сильного удара. Джина с воплем нажала на тормоз. В ушах эхом отозвался еще один удар. Дрожа так, что с трудом удалось отстегнуть ремень безопасности, она справилась с подступающей тошнотой и открыла дверцу. Страх и паника погнали Джину к мотоциклисту, неподвижно лежащему в круге ярко-синего света, падающего из ближайшего бара.