Песни над облаками - Розмари Полок Страница 3

Гостиная, длинная и красивая, была обставлена с безупречным вкусом в стиле раннего регентства. Оттенки цветов приятно переходили от золотистого к белому и грязновато-розовому. Канди всегда нравилось, что здесь царит идеальная атмосфера блаженного спокойствия, а внешний мир кажется отсюда далеким за тысячи миль. Комната обычно была заполнена цветами, и теперь, остановившись на пороге, она увидела, что все находящиеся там вазы буквально тонут под охапками мохнатых хризантем. Затем ее взгляд переместился к роялю и замер на фигуре мужчины, сидевшего перед клавишами. Он был одет в серый отлично скроенный костюм, темно-каштановые волосы гладко зачесаны, — и это все, что ей удалось рассмотреть. Пианист сидел к ней спиной и, по-видимому, не слышал, как кто-то вошел. Но Канди поняла, что никогда прежде его не видела, и слегка оробела. Ей хотелось остаться и послушать музыку, но в то же время не хотелось мешать ему или привлечь к себе внимание.

Как можно тише закрыв за собой дверь, Канди пару минут постояла абсолютно неподвижно. Поток нежных звуков все продолжался и продолжался. Пианист перешел на Брамса, затем на Шумана, и, как страстный любитель классики, девушка была полностью очарована. Не профессиональный ли он пианист, размышляла она, пытаясь вспомнить, не упоминал ли когда-нибудь Джон о друге с серьезным увлечением музыкой? Внезапно застежка на ее сумочке, которая, очевидно, не была как следует закрыта, издала щелчок, и мужчина у рояля оборвал игру посредине такта.

— О, я сожалею! — поспешно произнесла Канди. — Я думала… я не хотела вас прерывать.

Мужчина оглянулся, затем встал. Он был худой и высокий, и, когда повернулся к ней лицом, девушка поняла, что это не англичанин. Скорее всего, француз… а возможно, итальянец. Хотя ни глаза его, ни волосы не были пронзительно черными, они казались, скорее интенсивно коричневыми, но он был кем угодно, только не англосаксом. Довольно молодой — лет тридцати. Классические черты его лица вызывали воспоминания — довольно абсурдно — о лицах, выгравированных на иностранных монетах, которые она когда-то видела. Но что-то странное было в его глазах и в линиях вокруг чувственного рта — то ли утомленность, то ли скука, придающие ему почти трагический вид.

Он пристально смотрел на нее, по крайней мере, секунд шесть, не говоря ни слова, потом слегка поклонился.

— Это я должен извиниться. Такой прекрасный рояль был для меня слишком большим искушением, но я не должен был прикасаться к нему, не спросив позволения вашей матушки. Я никого не побеспокоил?

На мгновение Канди растерялась, но потом покачала головой и слегка улыбнулась:

— Миссис Райленд — не моя мать. Я всего лишь гостья здесь, на уик-энд. Но, знаю, она любит слушать музыку. — И неуверенно добавила: — Вы не хотели бы продолжить? Я наслаждалась вашей игрой.

— Вы? — Иностранец все еще, казалось, изучал ее, однако у Канди создалось впечатление, что на самом деле он смотрит куда-то мимо. — Как долго вы слушали?

— Минуты две или три всего. — Внезапно она почувствовала неловкость. — Если вы предпочитаете, чтобы я ушла…

Ей, видимо, удалось все-таки привлечь его внимание.

— Вы хотите уйти?

— Нет, но… — Она чувствовала нелепое смущение и робость в придачу. — Если я вам мешаю…

— Вы не мешаете, — быстро отозвался он. — Пожалуйста, останьтесь. И если вам действительно доставляет удовольствие слушать прекрасный рояль, обесчещенный топорным дилетантом, я сыграю вам что-нибудь на ваш вкус. — Он говорил с явным иностранным акцентом, хотя его английский был вполне хорош. — Вы любите музыку?

— Да, очень люблю.

— Возможно, вы и сами играете?

— Немного, но…

Канди опустилась в огромное, обитое парчой кресло, а мужчина вновь сел за рояль.

— Но вы по достоинству оцениваете усилия других? — Мужчина улыбнулся, и лицо его изменилось. — Вы любите Шопена?

— Я думаю, все любят Шопена.

— Не все. — Он нежно пробежал пальцами по мерцающим клавишам из слоновой кости, и комнату вновь заполнили чудесные звуки. — Но, глядя на вас, можно подумать… Да, естественно, вы любите Шопена.

Он начал играть небольшой популярный вальс, и Канди, откинувшись на подушки кресла, постепенно полностью расслабилась. Обычно ей всегда было не по себе в обществе незнакомых людей, но почему-то этот иностранец, вопреки своим рассеянным манерам и грустным глазам, не произвел на нее такого эффекта. Доиграв вальс, он перешел на знакомый ноктюрн, и она, слушая, совсем забыла и про Сью, и про синьора Каспелли, и про все остальное, что было у нее до этого момента на уме. Ей было тепло и уютно, а звуки рояля успокаивали. Реальность ушла куда-то далеко….

Внезапно дверь в гостиную резко распахнулась, послышался приглушенный звук голосов, и на пороге появилась Сью. Она говорила с кем-то, кто находился позади нее, но, увидев сестру, быстро вошла в комнату с таким видом, что стало ясно — ничего приятного она сообщить не может.

— Я ужасно сожалею, Канди… я честно пыталась, но это не помогло. Секретарь Каспелли говорит, что он уже сделал свой выбор! И вообще этот гадкий человек уезжает завтра утром и не собирается устраивать никаких дополнительных прослушиваний в Лондоне. Я чувствую себя отвратительно, поскольку это все моя вина. Дорогая, ты очень расстроена?

— Конечно, нет, — искренне заверила сестру Канди.

Появление Сью напугало ее частично потому, что синьор Каспелли и горячо дискутируемый вопрос, готов ли он принять ее или нет, в этот момент совершенно выпали у нее из головы. Она повернулась, чтобы представить сестре присутствующего в гостиной гостя, который, прекратив играть, молча встал, но тут же осознала, что сама не знает его имени. Пребывая в нерешительности, Канди вдруг заметила, как следом за Сью в комнату входит еще кто-то. Мгновенно щеки девушки зарделись от удовольствия, и все остальное было забыто.

— Джон! — Канди даже не пыталась скрыть простодушной радости в своем голосе, она все равно не смогла бы этого сделать. — Я не знала, что ты уже здесь!

— Привет, Канди! Неужели не знала?

Он стоял на пороге и улыбался ей довольно рассеянно. Высокий, потрясающе, как кинозвезда, красивый, Джон Райленд всегда производил сокрушительный эффект на женщин, и, по мнению Канди, по крайней мере, не было во всем мире ни одного мужчины, который выдержал бы сравнение с ним. И этот самый эффект достаточно ясно продемонстрировало ее лицо, когда она стояла, глядя на него и ожидая, что Джон подойдет и спросит, что она делала в последние несколько недель. И от Сью, и, возможно, от присутствующего незнакомца не ускользнуло мучительное нетерпение в ее глазах.

Но Джон не подошел к ней. Вместо этого он с протянутой рукой поспешил поприветствовать чужестранцы по-прежнему стоявшего у рояля.

— Ну и ну! Значит, ты это сделал! Надеюсь, ты хорошо доехал? Боюсь, местные дороги доставили тебе массу неприятностей. Они могут показаться сплошным лабиринтом.