Любовь до полуночи - Никки Логан Страница 3

Он знал, что секс уравнивает всех и что превращение женщины, которой он восхищался и которую так любил, в одну из своих дешевых фантазий было просто его подсознательным способом справиться с незнакомой ситуацией.

Ситуацией, когда он оказался зацикленным на одной-единственной женщине, которая – и он это знал – была действительно слишком хороша для него.

– Ты выиграла. – Оливер бросил на стол тузы и валеты, просто чтобы увидеть румянец удовольствия, которое Одри не могла сдержать. Удовольствия, которое выходило за рамки ее обычного приличия. Она любила выигрывать. В частности, она любила обыгрывать его.

А он любил смотреть, как она этому радуется.

Одри с триумфом положила три драже на кучку «M&M’s», ее идеально подкрашенное лицо практически светилось от удовольствия. У него в голове промелькнул вопрос: выглядела бы она так же, если бы он оттолкнул в сторону этот стол, навалился на нее и вжал в спинку дивана, уперев бедро между ее ног, прижался ртом к ее губам?

Его тело ликовало от этой мысли.

– Еще партию, – потребовал он, пытаясь выбросить из головы непристойности. – Иду ва-банк.

Она сняла туфли и вытянула стройные ноги на диване, пока Оливер тянул еще одну карту, и снова он был поражен тем, какой приземленной она была. И какой невинной. В выражении ее лица не было спокойствия и расслабленности женщины, которая знает, что ее муж в этот момент путается с кем-то другим.

Тут не было никаких сомнений.

А это означало, что его лучший друг был не только прелюбодеем, но и лжецом. И дураком, изменяющим самой удивительной женщине, которую ему когда-либо довелось встретить. Понапрасну растрачивающим прекрасную душу, которую Блейку подарила судьба, много лет назад бросив Одри в его объятия, а не в объятия Оливера.

Пусть судьба казалась непонятной и туманной, но этот неуместный камень, отягощающий безымянный палец ее левой руки, был вполне реальным, и хотя ее муж спал со всеми подряд в Сиднее, Одри не следовала его примеру.

Потому что кольцо что-то значило для нее.

Так же как верность что-то значила для Оливера.

Возможно, именно это привлекало его. Одри была высоконравственным и отзывчивым человеком, и ее верность своим принципам была такой же незыблемой, как горы, которые вырастали из океана, образуя острова Гонконга, куда они оба летали на встречу друг с другом двадцатого декабря. Где-то на середине пути между Сиднеем и Шанхаем.

А Оливера чрезвычайно прельщала эта принципиальность, пусть даже он и проклинал ее. Интересно, влекло бы его к Одри так же, заводи она беспорядочные случайные связи, как ее эгоистичный муж? Или одержимость ею объяснялась невозможностью ее получить?

Вот это уже больше походило на Оливера.

Правда, то, что он был против измен, не значило автоматически, что он был двумя руками за обязательства. Вся эта история с Тиффани была своего рода его дисквалификацией. Оливер отчаялся найти женщину, которая – как он втайне надеялся – была предназначена именно для него, и остановился на той, которая позволила бы делать ему все, что он хотел и когда хотел, и хорошо бы при этом выглядела.

Но даже этому не суждено было случиться.

– Давай, Хармер. Будь мужчиной.

Он поднял глаза, на долю секунды испугавшись, что Одри прочитала его неприличные мысли.

– Это всего лишь одна партия, – поддразнивала она. – Я уверена, что в следующей ты меня обыграешь.

Вероятно, она была права. Он будет делать то же, что и каждое Рождество: развлекать и сердить ее, чтобы румянец удовольствия или негодования не сходил у нее с лица. Чтобы заставить ее возвращаться сюда за продолжением снова и снова. Возвращаться к нему. Во имя ее мужа-ублюдка, который навещал его только тогда, когда путешествовал один – хотя теперь этому наверняка будет положен конец, – и который при любой возможности ходил налево, как только Одри покидала страну.

Но Оливер будет хранить секрет Блейка так же, как подавил свою природную неприязнь к его неверности, чтобы продолжать традицию ежегодного рождественского обеда с женой своего лучшего друга.

Не только потому, что не хотел причинять боль нежной Одри.

И не потому, что хоть в малейшей степени мирился с поведением Блейка – он абсолютно его не оправдывал.

И не потому, что хотел выполнять роль некой исповедальни для человека, на свадьбе которого был шафером.

Разумеется, он сохранит в тайне секрет Блейка, потому что тогда Одри останется в его жизни. Если он расскажет то, что знает, она бросит Блейка, а если она оставит Блейка, то Оливер больше никогда ее не увидит. И только когда он понял, что ее дружба может ускользнуть от него, то осознал, как сильно он ценит эту женщину и нуждается в ее дружбе.

И в ней самой.

Поэтому – как и каждый год – он сосредоточился на Одри и наслаждался теми короткими часами, которые они могли провести вместе в этот единственный день в году. Он наслаждался беседой с ней и ее присутствием, отодвинув все остальное на второй план.

Впереди у него был целый год, чтобы разобраться с этим. И со своей совестью.

– Тебе сдавать.

20 декабря, три года назад

Ресторан «Цинтин», Гонконг

Заложив руки за спину, Одри прижалась запястьями к прохладной стене стеклянного лифта, отчаянно пытаясь охладить пылающую кровь, пульсирующую по ее артериям. Чтобы подавить возбужденный румянец, который наверняка окрасил ее щеки, потому что она стояла так близко к Оливеру Хармеру в таком ограниченном пространстве.

Скажете, что двенадцати месяцев достаточно, чтобы закалить волю и подготовиться?

А она снова волнуется в ожидании обыкновенного прощального поцелуя. Который всегда был просто дружеским касанием и не более. Почти воздушный поцелуй. Тем не менее она все еще ощущала жжение от его губ у себя на щеке, как будто прошлогодний поцелуй случился несколько минут – а не целый год – назад.

Оливер посмотрел вниз и улыбнулся ей странной, испытующей улыбкой – в руках он держал наполовину развернутую подарочную упаковку DVD. Одри осторожно улыбнулась ему в ответ, сделала глубокий вдох, а затем перефокусировала взгляд на огонек, спускающийся по кнопкам панели лифта, отсчитывая этажи.

Пятьдесят девятый, пятьдесят восьмой…

Она не всегда была так осторожна. Две недели назад Одри поймала себя на мысли, что ее интересовало мнение шафера о сегодняшнем платье, а не мужа. Но она нашла разумное объяснение, убедив себя, что вкус Оливера относительно женщин – и, косвенно, относительно их гардероба – далеко превосходил вкус Блейка, и поэтому было важно приложить усилия для человека, который каждый год приглашал ее в шикарный ресторан в Гонконге.

Блейк не заметил бы разницы, выйди она к столу хоть в мешке из-под картошки.