Мать и дочь. Синхронная любовь, или Французские амуры против американских эротов - Луиза Дегранж Страница 3

Аспирантка повторила пернатым тираду о скором парижском триумфе и добавила шепотом, что теперь пора всерьез и основательно взяться за устройство личного счастья.

Хорошо щеглам и пересмешникам – у них на каждой ветке по непривередливому бойфренду.

Глория вдохнула прелый аромат сырой промозглой осени.

Хочешь – насвистывай на пару, хочешь – вей гнездо.

Глория, не закрыв окно, вернулась в мятую постель.

А тут майся одна, как дурочка.

Глория закуталась в одеяло.

Да, у белолепестковой роскошной уникальной красавицы впереди явно прекрасное будущее.

Глория поджала коленки к животу, собираясь продолжить прерванный сон.

Да, великолепной розе, начиненной супергенами, попадание в каталог парижской выставки практически гарантирует постоянное место во всемирном реестре лучших сортов.

Глория накрыла голову второй подушкой, отсекая пуховой начинкой и батистовой наволочкой кремового цвета все звуки, включая и торжествующий птичий хор.

Ну почему розы в большинстве своем нравятся женщинам, а не мужчинам?

Глория повернулась на правый бок, лицом к стене, на которой глянцевал постер ее любимого актера, специализирующегося на ролях карточных шулеров, морских пиратов и отчаянных бретеров.

Мужчин больше цветов интересуют представительницы противоположного пола.

Глория сунула под щеку ладошку.

Но ведь это так мало – голубые до неестественности глаза и черные волосы – чтобы привлечь к себе внимание настоящего мужчины, достойного женщины рода Дюбуа.

Глория проглотила набежавшую слюну.

Нет, в самое ближайшее время придется изрядно потрудиться – и не над новой розой, а над собой, включая новый прикид, лучшую косметику и раскованную манеру держаться.

Глория сменила бок.

Может, назвать розу «Глаза аспирантки»?

Губы напряглись ироничной улыбкой.

Нет, это ярко выраженная патология – «белые глаза». У альбиносов – и то розовые.

Глория тяжко и протяжно вздохнула.

Следующая роза обязательно будет интенсивно-голубого цвета и обязательно получит имя «Глаза аспирантки».

Глория поправила съехавшую с уха верхнюю подушку.

Итак, надо решать две срочные проблемы: найти идеальное, незабываемое, многозначительное имя для Безымянной Красавицы и встретить, наконец-то встретить на жизненном пути ненаглядного суженого, непременно встретить.

Глория вдруг поняла, что для полного и безоговорочного счастья не хватает самой малости – обыкновенной настоящей любви.

Хотя – впереди еще неделя, целая неделя.

Глория незаметно провалилась в досыпание.

И для розы – и для прочего…

С торцевой стены на спящую девушку смотрели с дагерротипов и пожелтевших старинных фотографий прапрапрабабушки.

Все как на подбор – Глории и, разумеется, Дюбуа.

Представительницы знатного рода все когда-то влюблялись, и в результате этой любви на свет появлялась следующая Глория, чтобы дать, в свою очередь, жизнь новой Дюбуа.

С незапамятных времен Дюбуа из Гавра славились не рыцарскими подвигами, торговыми операциями и религиозным фанатизмом, а прекрасными женщинами да изумительными розами, когда-то позаимствованными у англичан, мастеров садового дела.

Красавицы Дюбуа еще в юном возрасте становились желанными супругами самых достойных людей.

Искусство выращивания роз весьма быстро привело гаврское семейство в Париж, ко двору его величества короля.

Но парижская удача и преуспеяние закончились – по вине той самой, печально известной Варфоломеевской ночи.

Святому Варфоломею, одному из двенадцати апостолов, не везло ни при жизни, насыщенной подвижничеством, ни, тем более, после жуткой гибели. С несчастного проповедника, еще живого, язычники содрали всю кожу, а потом и обезглавили. Конечно, именно по этой причине мученик стал покровителем кожевников и мясников.

С тех пор на иконах этот добрейший и тишайший человек почти всегда изображался с соответствующими атрибутами: в одной руке – окровавленный нож, в другой – собственная кожа.

Особенно оригинально удалось воплотить муки святого Варфоломея великому Микеланджело.

Буонаротти сотворил блистательную, озорную и печальную шутку.

Расписывая Сикстинскую капеллу в самом Ватикане, дерзкий гений на фреске «Страшного суда» изобразил свое лицо.

И не просто под видом кающегося грешника, а гораздо изящней и остроумней.

Лицо ваятеля и живописца четко угадывалось в складках кожи, которую держал несчастный святой Варфоломей.

Говорят, один из кардиналов разгадал секрет мастера, но ни у тогдашнего Папы, ни у его преемников не поднялась рука на исправление шедевра.

Французы в Париже тоже увековечили мученика, но по-своему.

В ночь Святого Варфоломея фанатичные католики устроили заблудшим гугенотам массовую резню.

Да, такое кромешное безумие фригидной Луне и равнодушным звездам приходилось видеть довольно редко.

К утру были зарезаны, пристрелены, заколоты тысячи людей, включая детей, стариков и женщин.

Из почтенного рода Дюбуа в религиозной бойне уцелела лишь семнадцатилетняя Глория, с пятилетнего возраста помогавшая матушке ухаживать за розами.

Юную цветочницу спас какой-то лихой красавец, явно из карательного отряда.

Глория больше никогда в жизни не встречала этого усатого вояку, опустившего аркебузу перед чистотой, невинностью и красотой.

Пусть этому фанатику и убийце, смущенному ясным и умоляющим взглядом еще не познавшей любви девушки, этому грубому и неотесанному солдафону будет в аду немного комфортнее, чем его вошедшим в кровавый раж единоверцам…

В общем, почти неделю продолжалась ужасная и безнаказанная резня. Глория Дюбуа все это время пряталась в королевском саду, в подземном тайнике, где хранились лучшие черенки элитных роз.

После того как удовлетворенные мегалитрами супротивной крови благочестивые католики отправились замаливать грехи, несостоявшаяся жертва приняла судьбоносное решение.

Отчаянная девушка, кое-как добравшись до Гавра, умудрилась прошмыгнуть на корабль, уплывающий в Новый Свет.

Вынужденная переселенка оказалась не только отчаянной, но и предусмотрительной: увезла с жестокой и безжалостной родины не бриллианты чистой воды и не мощи святых, а черенки королевских роз.

И правильно сделала.

Как известно из ботаники с географией, в Западном полушарии от мыса Горн до Берингова пролива напрочь отсутствуют даже самые дикие и самые скромные из розочек.