Луна над заливом - Ольга Дашкевич Страница 30

Женщина села в кресло и, взяв с письменного стола костяной нож, вскрыла пакет. Под бумагой оказался изящный бархатный футляр, а в футляре — серьги и кольцо с изумрудами. Она замерла. С первого взгляда было ясно, что этот гарнитур стоит невероятных денег. Не только камни, которые были изумительно хороши, но и работа, явно старинная, внушали благоговейный трепет. Женщина была очень богата, но ничего подобного ей держать в руках не доводилось. Не в силах оторвать глаз от драгоценностей, она придвинула к себе футляр. Кто, интересно, из местных графов Монте-Кристо мог послать ей такую вещь? Неужели чувства, внушенные ею, оказались настолько страстными, что кто-то из здешних богачей решился выложить безумную сумму на подарок? И как его расценивать? Как предложение руки и сердца? И что означает отсутствие имени отправителя? Ведь, по идее, даритель должен был, раздуваясь от самодовольства, написать на пакете свое имя во-о-т такими аршинными буквами, да еще золотом, чтобы у нее не оставалось сомнений в том, кто послал ей этот презент. Так что же происходит?..

Женщина вынула кольцо из его бархатного ложа и поднесла к глазам. От него исходила ощутимая аура нежности и покоя, почти видное глазу свечение — или это камни играли в послеполуденном свете, пробивавшемся сквозь шторы?

Она почти против воли положила кольцо обратно в футляр, отодвинула футляр от себя, потом снова придвинула, взяла кольцо и надела его.

На ее руках драгоценности выглядели хорошо — она всегда этому удивлялась. Ей казалось, что ее пальцы недостаточно изящны, и, когда ей говорили, что руки у нее очень красивой формы, она недоверчиво рассматривала свои небольшие, нервные сухие кисти со слегка выступающими суставами и продолговатыми ногтями.

Кольцо выглядело так, точно оно всегда принадлежало ей. Необычная оправа подчеркивала красоту камня. Женщина осторожно вынула серьги из их бархатных гнезд, поднесла к глазам, рассматривая, потом потянулась к зеркалу и надела украшения. Изумруды искрились, оттеняя зеленые глаза и делая кожу бледной и прозрачной. Она затаила дыхание. Снять это чудо, уложить обратно в футляр было выше ее сил. Она не могла с ним расстаться. Так и ходила до вечера, ловя свое отражение во всех зеркалах в доме.

Вот и сейчас, стоя босиком на песке у ночного залива, глядя на дрожащую и переливающуюся лунную дорожку, она временами машинально касалась пальцами серьги, то и дело бросала взгляд на кольцо, на изумрудные искры, дробящиеся в лунном свете.

Что-то странно ныло в ее душе, не давая успокоиться. Она удивлялась сама себе. Вовсе она не была такой уж страстной поклонницей драгоценностей, у нее никогда не тряслись руки при виде бриллиантов, золотых украшений, дорогих камней. Да, она любила камни, но, скорее, за их живую душу, — любые, даже гальки, обкатанные морем. Так отчего же этот неизвестно откуда взявшийся подарок так ранил и согревал ее сердце?

Женщина вздохнула и ступила в воду. Волны бросились ей в колени, вкрадчивые, как кошки, и подол платья намок, облепил ноги. Она тихо рассмеялась. И вдруг ей послышался ответный смех откуда-то издалека.

Она вздрогнула, потеряла равновесие, чуть не упала. Повернулась, глянула через плечо на берег и поспешно вышла из воды, напряженно всматриваясь в бархатную темноту. Огоньки соседних вилл как-то неожиданно погасли — или облако тумана накрыло побережье? С колотящимся сердцем женщина сделала несколько неуверенных шагов по направлению к калитке, ведущей с пляжа на виллу. Показалось — или действительно в темноте у кромки пляжа кто-то стоял?..

Она остановилась. Все страхи, которые, как ей думалось, были давно уже забыты и похоронены, вернулись во мгновение ока.

Чепуха, — убеждала она себя, безуспешно пытаясь унять зачастивший пульс. Тебя никто не найдет, никто не узнает, у тебя даже имя другое, да и кому ты нужна?.. Ты же потеряла память после аварии, и прошло уже два года, и…

Но тут же на ум приходили совсем другие, тревожные мысли: что с того, что ты сменила имя, гражданство, уехала из Америки?.. Они могли выяснить все — куда ты уехала, кем стала, могли узнать о твоем неожиданном богатстве… Могли выследить… найти.

Темная фигура на границе пляжа чуть шевельнулась.

Закричать… позвать охрану… садовника… нет, садовник спит в своем флигеле… А охранники, наверное, с другой стороны…

Кричать казалось унизительным, неприятным. Она сделала еще один шаг и остановилась.

— Не бойтесь, леди, — раздался из темноты спокойный голос.

Бродяга, — подумала женщина, — они, бывает, забредают на пляж. На тех, — нет, не похож, те заговорили бы по-русски. Да и не заговорили бы вообще, скорее всего… Просто выстрелили бы в лоб.

— Кто вы такой? — спросила она, стараясь, чтобы ее голос не дрожал. — Что вам здесь нужно? Это частный пляж.

— Вы можете называть меня Джордж, — бродяга, казалось, ничуть не смутился, его голос оставался по-прежнему спокойным. — А вас как зовут, леди?

— Вероника, — машинально ответила женщина. Она выбрала это имя еще тогда, почти не думая, скорее всего, от слов «вера» и «Ника» — победа.

Что это я? — подумала она со странным чувством. Еще не хватало знакомиться на пляже с бродягами.

— Я… — начала она и спохватилась: — Как вы сказали? Джордж?.. Вы англичанин? Американец?..

— Нет, — ответил незнакомец. — Но это неважно.

— Вы не можете здесь находиться, — сказала она, начиная раздражаться. Страх куда-то отступил. — Я же вам сказала — это частный пляж!

— Не сердитесь, леди, — сказал бродяга, делая шаг вперед. — Я просто не мог пройти мимо… Вы знаете, так редко случается встретить женщину, которая была бы полностью… полностью в твоем вкусе… в кои-то веки…

Хозяйка виллы застыла на месте.

— Это ты?.. — прошептала она, и ноги у нее подогнулись. Мягкий песок неожиданно оказался под ее коленями, бедром, ладонями… И крепкие руки, подхватившие ее, прижавшие к груди… И голос, голос — как она могла его не узнать?!..

— Танька, — прошептал голос ей в ухо. — Танька…

— Ты, это ты, — плакала Татьяна, не понимая, то ли она сошла с ума и бредит, то ли видит сон и сейчас проснется, то ли наступил конец света, и мертвые встают из своих могил.

— Я, это я, — повторил он, целуя ее. — Я же не мог не прийти… Я же не допел тебе песню…

Луна вздрогнула и спряталась за облаками. Но дорожка лунного света не исчезла совсем, а растеклась по воде расплавленным серебром, кое-где вспыхивающим изумрудными искрами. В кипарисовой аллее на вилле начали просыпаться птицы, пробуя охрипшие со сна утренние голоса.