Мое чужое лицо - Ника Муратова Страница 31

— О! Наша миллионерша пришла на работу! Ты что на журнал уставилась, как будто привидение увидела?

Альбина смутилась и не нашлась, что ответить. Люда закрыла журнал и со словами «Эх, красивая была баба!» бросила его на стол.

— Можно? — протянула руку к журналу Дормич.

— Возьми, — равнодушно пожала плечами Люда. — Что, так нравится читать про звезд? Аж вон зарумянилась вся.

— Угу.

— Ну, у тебя теперь деньги есть, может тоже озвездишься! — хохотнула снедаемая завистью Люда и направилась к девочкам в соседнюю комнату на утренний сплетнеобмен.

Альбина лихорадочно отыскала нужную страницу. Вот она, статья. Так, вот, оказывается, в чем дело. Мадам Руна Дормич дала интервью.

— Моя бедная девочка так и не вышла из комы и, боюсь, ей уже вряд ли что-нибудь поможет.

Нда, мамочка. Ты хоть бы потрудилась у врачей проверить свою информацию. Небось, за последний месяц ноги твоей в больнице не было. Статью сопровождали фотографии Дормич, в телестудии, на подиуме, реклама. Словно речь над могилой, подумала Альбина. Еще осталось написать в конце — «Прощай, Альбина!», и статья имела бы законченный вид. С другой стороны, она ведь сама не захотела «оживать», чего же еще ожидать?

Когда пришла Марина Степановна, Альбина бросилась к ней помогать разбирать сумку — обед в холодильник, бумаги на стол.

— Вы знаете, я не помню, какие у нас с вами были отношения, но чувствую, что вы единственная душа в лаборатории, которая относится ко мне по-человечески.

Марина Степановна слегка смутилась. В общем-то, в прошлом она тоже, как и все, не замечала Катю и когда она исчезла, её даже мучили угрызения совести, что девушка осталась наедине со своей проблемой и некому ей помочь. Она оправдывала себя тем, что у неё самой проблем хватает, потому и нет сил в чужие вникать. «Добивать» кандидатскую становилось все сложнее и сложнее, денег ни на что не хватало, муж не задерживался ни на одной работе, дети постоянно болели, словом, не до Катиных несчастий было. Когда Лаврентьева объявилась, живая и невредимая, пусть и со странностями, Марина Степановна почувствовала облегчение — чтобы там не случилось, а девушке так, несомненно будет проще. А когда шеф добавил, что от нахождения Лаврентьевой в лаборатории будет зависеть проект с Булевским, она решила возложить на себя эту миссию и убить этим двух зайцев — обеспечить прибавку к зарплате и окончательно избавится от чувства вины перед многострадальной Катей.

— Ну, почему же, Катя, все здесь к вам хорошо относятся. — осторожно ответила она.

— Может, вы и правы, только я этого не вижу. — вздохнула Альбина. — Или это моя память играет со мной в злые шутки. Мне так нужна помощь, надо восстановить в деталях все, что со мной произошло, как я жила.

— Это придет, Катя, просто нужно время. Ты меня спрашивай, если что, я постараюсь рассказать, что знаю.

— Спасибо вам, Марина Степановна, — Альбина пожала её руку. — Мне так важна ваша поддержка.

Марина вздохнула, сомневаясь в душе, следует ли Катерине ворошить свое прошлое. Похоже, она намного комфортнее чувствует себя в настоящем, начатом с нуля.

Альбина восстанавливала картину не сразу, по кусочкам, по черточкам, словно опытный следователь. Время от времени возвращалась со своими вопросами к Марине, заставляла её вспомнить все разговоры, Катеринины немногословные рассказы, сплетни. Постепенно все прояснялось и вставало на свои места. История была банальна, как бульварный роман. Дурочка Лаврентьева попалась на вульгарную удочку прохвоста, залетела от него, он её бросил, она отчаялась и бросилась под машину. Почему она сразу не избавилась от ребенка? Почему для этого надо было бросаться под машину? Была слишком наивна и верила в вечную любовь? Сама Альбина, когда случайно забеременела от одного из любовников в двадцать лет, даже не сказала никому об этом, а сразу же сделала аборт, как поступали все её подружки. Ребенок в их понимании был таким же продуманным проектом, как и брак, пока не готова почва для этого, не стоит и помышлять. Альбина нисколько не жалела о сделанном, и вообще пережила аборт не болезненнее, чем эпиляцию. Поэтому о Катерине она подумала, как о простодушной провинциалке, каких уже не встретишь в наши дни.

Марина Степановна не была уверенна, что Леонид был причастен к беременности Катерины, но других версий у неё не было. Альбине же все казалось ясным, как майский день. Задабривая Марину регулярными подарками в виде флаконов модных духов, игрушек для детей, бижутерии, она добилась полного её расположения. Марина Степановна, в свою очередь, удивлялась, как это она раньше не разглядела в Катерине такую приятную и интересную натуру. Альбина давала ей советы по прическе, макияжу, стилю одеваться, ходила к ней в гости и тратила вечера на превращения ординарной, затюканной жизнью, Марины Степановны, в миловидную стильную женщину.

Взамен она подбила её на то, что под предлогом необходимости какой-то информации, Марина вытянула из шефа телефон Леонида. Марина Степановна, конечно, поняла, что Катя собирается устроить выяснение отношений, и понимала так же, что шеф бы это не одобрил, но уж очень жалко её стало милую Катюшу.

Людочка все усмехалась, глядя на их внезапную дружбу, постоянное шушукание и хихикание. Перемены в Лаврентьевой не давали ей покоя. Это подогревалось тем, что её пупсик стал недвусмысленно поглядывать на вырез в Катиных облегающих кофточках, на обтянутую джинсами упругую попку, на покачивающиеся при походке бедра. Зная шефа, Людочка прекрасно понимала значение этих взглядов и понимала так же, что её короне фаворитки грозит реальная опасность. Она усилила свое внимание за шефом и старалась не спускать глаз с Лаврентьевой. Сколько бы она не слышала об историей с пластикой и потерей памяти, она никак не могла взять в толк, как серая безликая Катерина могла внезапно превратиться в уверенную в себе девицу, острую на язык, умеющую за собой ухаживать, знающую о мире моды и косметики явно больше, чем любая женщина в их институте. Молчанова поделилась своими сомнениями с Олегом Васильевичем, но тот сказал, что Булевский творит чудеса и в его институте работают первоклассные психологи. Может, потеря памяти освободила Лаврентьеву от ранее сидевших в ней комплексов, вот она и расцвела. Но семена сомнения Молчанова в нем посеяла. Однако выяснять информацию им было неоткуда, и они просто наблюдали. Наблюдали, пока Молчановой не пришла в голову гениальная по простоте идея, что Катерина вовсе не Катерина, а её двойняшка Даша, пропавшая без вести несколько лет назад.

— Ты только посмотри на неё, пупсик, ну какая из неё Катя? Глаза не её, походка, фигура, просто похожа лицом и все, так и бывает у двойняшек.

— А ты Дашу вообще видела?

— Ну, видела разок, но это давно было, — пожала плечами Люда, — я уж и не помню толком. Помню только, что Катя убивалась по ней, когда та пропала.

Олег Васильевич усиленно тер блестящий лоб, ничего не понимая.