Остров бесконечной любви - Диана Чавиано Страница 31

Однако больше всего энтузиазма на этом празднике пяти чувств выказывал Паг Ли. Мальчуган уже заметил, что дети здесь с увлечением перебрасывают монетки с тротуара на тротуар, а иногда даже выбегают на середину улицы, стараясь, чтобы одна монета упала на другую. Он не до конца постигал суть игры, но успел заразиться лихорадкой этой забавы, которая встречала их на каждой улице и от которой тут и там вспыхивали ссоры и перебранки. В конце концов семья оказалась в тесном многолюдном квартале, где в воздухе витал запах благовоний и вареных овощей – он перебивал даже запах моря.

– Я как будто вернулась домой, – прошептала Куй-фа, не раскрывавшая рта во время всего путешествия.

– Мы в Китайском квартале.

Куй-фа задумалась, сможет ли она вернуться в это место, если однажды ей придется отсюда выйти. На каждом углу висела металлическая дощечка с указанием дома, однако эти надписи ничего ей не говорили. За исключением табличек с иероглифами, повсюду пестревших в этом квартале, в Гаване пользовались другим, непонятным для нее алфавитом. Женщина чуть успокоилась, только когда вспомнила, как много азиатских лиц встретилось ей на пути.

– Дедушка! – закричал Сиу Мэнд, увидев пожилого мужчину, мирно курившего на ступеньках крыльца.

Старик два раза сморгнул, надел очки и только потом поднялся и раскрыл объятия:

– Сынок, я думал, что уже никогда тебя не увижу.

Мужчины обнялись.

– Вот видишь, я вернулся… и привез с собой твоего правнука.

– Значит, вот он какой, твой сын.

При взгляде на мальчика старик хмурился, хотя было очевидно, что ему хочется поцеловать правнука. В конце концов он ограничился тем, что погладил Паг Ли по щекам.

– А это твоя жена?

– Да, досточтимый Юан, – произнесла Куй-фа с легким поклоном.

– Как, ты сказал, ее зовут?

– Куй-фа, – ответил муж.

– Тебе повезло.

– Да, она хорошая женщина.

– Я говорю не о женщине, а об имени.

– Об имени?

– Вам придется подыскать для нее западное имя, чтобы общаться с кубинцами. И есть здесь очень распространенное имя, которое означает то же самое: Роса.

– Лоса, – с трудом повторила Куй-фа.

– Ты научишься его выговаривать. – Дед посмотрел на родственницу и с запозданием улыбнулся. – Почему ты не предупредил, что приедешь? В газете «Глас народа» писали что-то о беспорядках, но…

Лицо Сиу Мэнда помрачнело.

– Дедушка, у меня плохие новости.

Старик заглянул внуку в глаза, его подбородок задрожал.

– Пойдемте в дом, – чуть слышно шепнул он.

Сиу Мэнд подхватил курительную трубку, лежащую возле двери, и все четверо прошли внутрь.

В ту ночь, когда маленький Паг Ли уже спал на импровизированном ложе в большой комнате, супруги пожелали Юану спокойной ночи и ушли в комнату, которой предстояло стать их спальней, пока они не обзаведутся собственным жильем.

– Завтра пойду навещу Така. – Сиу Мэнд назвал имя торговца, который вел дела с покойным дядюшкой Вэном. – Я не буду сидеть на шее у дедушки.

– Ты – участник семейного дела.

– Но я приехал с пустыми руками, – вздохнул Сиу Мэнд. – Если бы у меня не украли все до последнего…

Он заметил, что жена смотрит на него как-то странно.

– Что такое?

– Я тебе кое-что покажу, – шепнула Куй-фа. – Только обещай не кричать. Дом маленький, и все прекрасно слышно.

Сиу Мэнд, онемев от удивления, кивнул. Его жена улеглась на постель и медленно раздвинула ноги. Она погрузила палец в щель, в которую он сам столько раз проникал и откуда появился на свет его сын. Из лепестков ее красного цветка, словно заколдованный жук, выполз перламутровый шарик. Из этого вместилища, природного тайника, который есть у каждой женщины, понемножку вылезало жемчужное ожерелье, которое Куй-фа носила в себе с того самого часа, когда Сиу Мэнд оставил ее в тростниковых зарослях. С этим богатством внутри своего тела она вынесла все тяготы путешествия, в ходе которого семья лишилась почти всего – за исключением этого ожерелья и кое-чего еще, о чем Куй-фа супругу предпочла не рассказывать. Она благоговейно выложила жемчуг перед Сиу Мэндом, и он принял этот дар, не веря своим глазам.

Муж смотрел на Куй-фа, как будто перед ним оказалась незнакомая женщина. Он сознавал, что у него самого никогда не хватило бы воображения – и, быть может, отваги, – чтобы совершить подобное, и он подумал, что его жена – человек исключительный. Но вслух он ничего не сказал. Перебирая бусы между пальцами, Сиу Мэнд сухо заметил:

– Думаю, этого хватит, чтобы открыть собственное дело.

Жена познала меру возбуждения супруга, только когда он погасил свет и возлег на нее.

Для Паг Ли началась совершенно иная жизнь. Во-первых, у него появилось новое имя. Теперь его звали не Вонг Паг Ли, а Пабло Вонг. А его родители теперь – Мануэль и Роса. А еще мальчик начал произносить первые слова на этом бесовском языке – с помощью прадедушки Юана, который для кубинцев был досточтимым мамби Хулио Вонгом.

Семья перебралась жить в соседний дом. Каждое утро Паблито отправлялся вместе с родителями обустраивать маленький склад возле улиц Санха и Леальтад, который они купили с мыслью превратить помещение в прачечную. Мальчик, еще полусонный, ковылял по темным улицам, держась за материнскую руку, и окончательно просыпался, только когда начинал перетаскивать вещи на складе. Семья трудилась до самого полудня. Потом они шли в харчевню поесть белого риса и рыбы с овощами. Иногда мальчик просил рыбных шариков с фасолью – для него это было настоящее лакомство. А один раз в неделю отец выдавал ему несколько сентаво, чтобы он мог сходить в лавку к китайцу Хулиану и купить мороженого – с кокосом, с мамеем или с гуанáбаной [27]; говорили, что у Хулиана оно самое густое и сливочное.

Вечерами, когда семья возвращалась домой, Юан поджидал их, сидя на крыльце, созерцая хлопотливую жизнь квартала, с неизменной трубкой в руке.

– Добрый вечер, дедушка, – почтительно здоровался Паг Ли.

– Привет, Тигренок, – отзывался Юан. – Рассказывай, чем вы сегодня занимались.

А потом слушал рассказ мальчика, покуривая бамбуковую трубку. Он соорудил это громоздкое устройство, воспользовавшись жестяной банкой, у которой срезал верхушку. На дно банки Юан засыпал горящие угли. Сама трубка представляла собой толстый стебель бамбука, в один из концов которого вставлялась тонкая трубочка. В эту полость старик засовывал скатанную в шарик щепотку табака и поджигал зажженной от углей скрученной газетой. Паблито ни за что на свете не согласился бы пропустить этот ритуал, несмотря на усталость после трудового дня. Мальчик не отказался от своей привычки, даже когда начались занятия в школе.