Любовь и вечность - Барбара Картленд Страница 32

— Тогда я клянусь перед Богом, что ты станешь моей женой, что ты будешь принадлежать мне и что мы найдем свое счастье вместе. Это — клятва, которую я никогда не нарушу!

Ей нечего было сказать ему, в ответ она всхлипнула и уткнулась лицом в его шею.

Он крепко прижимал девушку к себе, и она чувствовала, как его губы касаются ее волос.

Так стояли они там очень долго, и рядом с этим человеком Нирисса чувствовала себя как в крепости, крепости, дающей ощущение безопасности и любви, крепости, где ничто не могло причинить ей боль или нанести вред, где она никогда не будет снова одна.

Это был мираж, мечта, и все же какое-то время они принадлежали лишь друг другу: она была его, а он — ее.

Все вокруг еще наполняло эхо его голоса, произносившего клятву.

Потом герцог выпустил ее из своих объятий и очень осторожно и бережно снял с нее венок.

Он уложил его в потайной ящик секретера и задвинул ящик на место.

— Любимая моя, мне надо вернуться назад, к гостям, в танцевальный зал. Я хочу, чтобы ты шла спать и ни о чем не беспокоилась. Я люблю тебя, и тебе надо мне довериться.

— Я верю… вам! — сказала Нирисса. — Но обещайте мне, вы не сделаете ничего… плохого.

— Все, чем ты дышишь, должно быть чистым, — заверил ее герцог, — я никогда не сделаю ничего, что ты сочла бы не правильным или что не соответствовало бы твоим идеалам.

— Неужели… это вы говорите мне такие замечательные… слова?

— Я говорю их, потому что это правда, потому что я люблю тебя и потому что, хотя ты можешь в это и не поверить сейчас, наша общая жизнь будет даже лучше, чем каждый из нас когда-либо ожидал.

— Я… мне… нельзя даже думать об этом… — прошептала Нирисса.

— Тебе надо думать только об этом, — сказал ей герцог, — а не о тех препятствиях, которые стоят сейчас у нас на пути, но которые я решительно намереваюсь убрать с дороги, хотя и не желаю обсуждать их сейчас.

Он посмотрел на нее долгим взглядом, снова обнял и прижал к груди.

— Все, что тебе надо помнить, все, что мне надо тебе сказать, соединено в одном — я тебя люблю, — сказал он очень тихо, но уверенно. — Ты — моя, Нирисса, и ни Бог, ни человек не заставят меня кому-либо уступить тебя.

Потом он снова целовал ее, и восторг, упоение и чудо этих поцелуев еще раз унесли их к самым звездам.

Когда Нирисса пета спать, герцог вернулся на продолжавшийся в танцевальной зале праздник.

Там он принялся с большим тактом убеждать соседей, приглашенных на вечер, уехать домой значительно раньше, чем они собирались, да так, что они даже не заметили этого.

Когда остались только те, кто гостил в самом доме, он попросил оркестр сыграть» Боже, храни короля»— и это означало окончание бала.

— Но еще слишком рано, Тэлбот! — возразила Дельфина.

— У меня придумано множество сюрпризов для вас на завтра, к тому же будет еще один вечер, прежде чем вы покинете мой дом, и я не желал бы, чтобы вы переутомились.

Она встретила его объяснения, недовольно поведя плечами и надув губы. Однако, взяв его под руку, кокетливо произнесла:

— Все, чего мне хочется, — это быть с вами, но мы так мало видели друг друга.

— Это всегда сложно, когда в доме столько других людей, — ответил герцог и, освободившись от Дельфины, отправился пожелать спокойной ночи своей тете.

Когда все ушли наверх, герцог вышел в сад, чтобы постоять немного в лунном свете и подумать, глядя на звезды, о Мириссе.

Линчестер понимал, как ему повезло. В этом мире он смог встретить то, что ищет каждый мужчина: женщину, которая, полюбив его таким, какой он есть, отдала ему свое сердце и душу. Он понял это тогда, когда первый раз поцеловал свою любимую.

Когда герцог возвратился в дом, старший лакей, дежуривший ночью, уже погасил большую часть свечей, оставив свет лишь на пути герцога, чтобы тот мог спокойно подняться по лестнице и дойти до спальни.

Герцог шел по коридору, ведущему к его спальне, когда заметил, что с другого конца коридора навстречу ему двигается человек.

Но мысли герцога были полны Нириссой, и ему совсем не хотелось заводить пустой разговор с кем бы то ми было.

Поэтому ом скользнул в тень одного из дверных проемов, спрашивая себя, кем мог оказаться этот так поздно блуждающий по дому гость и куда он направляется.

Секундой позже герцог сообразил, что ему не стоило прятаться, поскольку незнакомец, одетый в длинный плащ, почти касавшийся пола, очень тихо приоткрыл дверь одной из спален и исчез внутри.

Па мгновение герцогу показалось все это невероятным, и он думал, что, должно быть, он ошибается, но, продолжив дальше свой путь к спальне, заметил на пороге только что открывавшейся двери розовую розочку.

Он наклонился поднять ее и пошел дальше с розой в руке, счастливо улыбаясь.

Нириссе казалось, что день тянется бесконечно. Все вокруг почему-то виделось ей унылым и безрадостным.

Домашний прием близился к концу, кое-кто из гостей уже уехал.

И хотя утром герцог устроил для мужчин скачки, а днем соревновались жокеи — в царящей вокруг атмосфере ей чего-то не хватало.

Она понимала — ответ был прост. Ей никак не удавалось легко и свободно принимать участие ни в одном из придуманных увеселений.

То ее переполняла ликующая безудержная радость (как тогда, когда она ложилась спать этой ночью) от того, что герцог любил ее, а она любила его.

То неизбежно наступала реакция, и она проваливалась в глубины отчаяния, чувствуя, что независимо от его обещаний она не сможет выйти за него замуж.

«Я спасла его от одного проклятия, — убеждала она себя много раз. — Как я могу навлечь на него другое?»

Поскольку она всегда немного боялась сестры, ей казалось, будто любое проклятие Дельфины так или иначе повлияет на жизнь Тэлбота Линчестера.

В любом случае сама Нирисса будет живо ощущать его на себе, и это, несомненно, помешает их счастью.

«Люблю его! Я его люблю! — повторяла девушка в отчаянии. — Но слова, сказанные моей» незабудкой «, окажутся пророческими, и он забудет меня».

Нирисса казалось, что среди всех гостей герцога только двое испытывали наслаждение, и одним из них был ее отец.

Он с удовольствием посвящал каждую минуту осмотру Лина и только немного сетовал на нехватку времени для более тщательного изучения.

Поскольку на строительство дома ушло почти сорок лет, вряд ли можно было ожидать, чтобы Марк Стэнли сумел осмотреть все его особенности за сорок часов.

Если отец оказался покорен архитектурными достоинствами замка, то Гарри, помнившего обещание герцога предоставить ему лошадь, переполняло такое счастье, что именно он смешил и развлекал гостей и за ленчем, и во время обеда.