Честь рыцаря - Джулия Лейтем Страница 33

— Вздор! Леди Сесили много потрудилась, показывая мне ваше хозяйство. Вы проведете меня по окрестностям. А если вам непременно надо что-то делать, — добавил он, видя, что она собралась ответить, — мы можем поискать омелу для украшения большого зала.

При слове «омела» лицо у Сесили стало красным, и Диана подумала — она вот-вот взорвется.

— Егерь попросил меня взглянуть на дерево, которое он выбрал для рождественского полена [2], — быстро сказала Диана. — Вы можете пойти с нами, если хотите. — У него не будет возможности остаться с ней наедине, и это устроит обеих, ее и сестру.

Баннастер растянул губы в улыбке:

— Идеальное решение. — Он повернулся к Сесили и вновь направил на нее все внимание.

Удачный предлог — искать омелу, думала Диана, стараясь казаться приветливой.

Том предпочел бы побыть наедине с Дианой, но он знал, что эта совместная прогулка отчасти укрепит предположения ее людей, которые думают, что он ухаживает за обеими сестрами. Так что они отправились в путь в сопровождении егеря и его помощника, которые ехали впереди них по тропе, поднимающейся вверх к дальним вершинам.

Диана ехала молча, сидя в седле по-мужски. Ее юбки задрались настолько, что почти полностью открыли башмаки, но ее это не смущало. Том обнаружил, что слишком часто поглядывает на ее ноги, надеясь увидеть больше. Как будто он только утром не удовлетворил свое любопытство.

Том чувствовал все большую неловкость. Диана почти не говорила с ним с тех пор, и он понимал почему. Но он не знал, как начать разговор об их недавней стычке, как уверить ее, что он не собирался прибегать к силе, принуждать ее к чему-то.

Он ведь вовсе не такой, как его брат.

— Прекрасная лошадь, — сказал он, щурясь от солнечных лучей, проникавших сквозь голые ветви деревьев у них над головами.

— Подходящая.

Он взглянул на нее, но она не смотрела в его сторону.

— У меня была лошадь, на которой я добрался сюда, — сказал он, памятуя, что впереди на небольшом расстоянии ехали егерь и его помощник. — Я не знаю, что случилось с ней, пока я лежал в лихорадке.

Она наконец встретилась с ним глазами, и он поразился уму, светившемуся в ее глазах.

— Может быть, какой-нибудь крестьянин нашел ее и оставил у себя до тех пор, пока не отыщется хозяин.

Он чуть улыбнулся, понимая, что она позаботилась о лошади. Едва ли она могла поместить ее в свою конюшню, ведь конюхи стали бы задавать неудобные вопросы.

— Разумная мысль. Может быть, я поищу ее после праздника.

Она только кивнула и снова стала смотреть вперед.

Солнце уже начало пригревать, так что Диана была без головного убора. Ее убранные назад волосы были перевязаны лентой, и светлые кудри слегка развевались на ветру. Его все время тянуло смотреть на нее, и чем больше он сопротивлялся, тем сильнее хотелось видеть ее чистый профиль, то, как она устремляла свой взгляд на далекие горы.

Тропа сделалась круче, порой путь преграждали валуны. Лошади замедлили шаг, и вскоре Том и Диана отстали на расстояние, на котором их нельзя было услышать.

— Леди Диана, — произнес он нарочито официально, чем немало удивил свою спутницу.

Она смотрела подозрительно.

— Нам надо ехать быстрее.

— Выслушайте меня. — Он пристально вглядывался в нее. — Утром я перешел границы дозволенного джентльмену. Я хочу, чтобы вы знали, что впредь подобное не повторится. Поверьте, я сожалею, что утратил самообладание. Подобная манера мне не свойственна.

Теперь она внимательно изучала его.

— А какая же свойственна? — удивилась она. — Как прикажете вас понимать?

— Что бы вы ни сделали со мной, вы не заслужили навязывания вам романтического поединка.

— Романтического? — с сарказмом произнесла она. — Не вижу ничего романтического в том, чтобы оказаться с заломленными за спину руками.

Он рассердился.

— С вами трудно обходиться, как с другими дамами, когда вы ведете себя по отношению ко мне совсем не как леди.

Она открыла рот, но он не дал ей говорить.

— Я ведь не оправдываю свое поведение тем, что вы засадили меня в подземелье. Поймите меня правильно — я все еще намерен соблазнить вас.

Она даже рот открыла от возмущения, но тут же взяла себя в руки.

— И когда я это сделаю, — продолжил он, — вы будете желать меня так же, как я желаю вас, — по своей воле, без принуждения. В моей постели вы найдете наслаждение, подобного которому никогда не знали.

Она прерывисто вдохнула, но больше ничто не свидетельствовало о том, что в ней идет борьба, что она старается усмирить свой норов.

— Вы, Баннастер, странный человек, — наконец тихо сказала она. — Вы берете то, что хотите, а потом извиняетесь. Вашу совесть не тревожат былые поступки?

Он скрипнул зубами.

— Я учился на них, как все мы учимся на наших ошибках.

— Или, может быть, не совесть, а кровь, текущая в ваших жилах, пугает вас?

Он сузил глаза.

— Скажите, что вы имеете в виду.

— Даже сюда, на север, дошли слухи о вашем брате. Это одна из причин, по которой я не хочу, чтобы Сесили выходила за вас замуж. И вы продолжаете подтверждать мои опасения. Почему я должна верить, что вы в состоянии обуздать свой нрав, свои похотливые желания, если ваш брат вовсе не пытался себя обуздывать? Это не входило в его планы. А теперь вот вы заявляете мне, что частью моего наказания будет попытка соблазнить меня.

Диана знала, что зашла далеко, заговорив о покойном виконте вскоре после того, как Баннастер увидел Мэри. Но Лига хотела узнать о нем нечто важное, и ей пришлось рисковать.

Тем не менее то, что он извинился, произвело на нее большое впечатление. По крайней мере его поведение свидетельствовало, что у него есть совесть. Этого она не ожидала, стараясь держаться поближе к своим людям, на случай если Баннастер попытается лишить ее связи с ними. Ее почти пугала перспектива оказаться с ним за пределами Керкби-Кип. Если бы она только знала его планы в отношении ее — помимо элементарного обольщения… Сколько еще ей придется ждать, пока он не разоблачит ее?

— Мой брат никогда и не пытался обуздывать свои порывы, — в конце концов заговорил Баннастер, цедя слова сквозь зубы. — Мне понадобилось немало времени, чтобы понять, каким человеком он был, и попытаться исправить то, что он натворил. Когда я готовился в священники, я надеялся, что, если буду горячо молиться, Бог, быть может, изменит его. Но эти мои молитвы, как и многие другие, остались неуслышанными. Он был убит, а многие женщины в замке Баннастер продолжали страдать от последствий его поведения.