Любовь-победительница - Барбара Доусон Смит Страница 33

– Видите? – сказал Питерборн со смешком. – Она не возражает. Просто играет в свои игры.

Адам схватил графа за плечи, поставил на ноги и прорычал сквозь зубы:

– Вы будете говорить о мисс Шеппард с почтением.

– Чепуха. Она всего лишь дешевая… О-о!

Пальцы Адама вцепились в лацканы сюртука графа, и он повис в воздухе. От него исходил запах тлена.

– Вам явно необходимо преподать урок вежливости. Можете начать с извинения.

– Не собирался посягать на вашу территорию. Простите меня.

– Да не передо мной, олух!

– Не говорите ерунды. Опустите меня.

– Сначала попросите у леди прощения.

– Да она и не леди вовсе…

Адам сжимал руки до тех пор, пока когда-то красивое лицо графа не приобрело синеватый оттенок.

– Извинитесь.

Питерборн хватал воздух ртом. Его костлявые руки тянулись к горлу, глаза от страха вылезли из орбит. Внезапно он сник.

– П…простите… мисс, – выдавил он. – Сент… Шелдон… отпустите… меня.

С трудом сдерживая бешенство, Адам понес свою добычу через гостиную. Открыв плечом дверь, он прошагал мимо опешившего Рейберна, который, придя в себя, успел распахнуть парадную дверь, и Адам швырнул графа в мокрую траву.

– Жаль, что поблизости нет сточной канавы, – сказал он. – Советую вам удалиться, пока я настроен благосклонно.

Питерборн издал хриплый стон. Встав, он сгорбился, словно от боли, панталоны его были заляпаны грязью. Бросив яростный взгляд на Адама, он заковылял по дорожке, и лакей помог ему сесть в ожидавшую карету. И только когда карета уже исчезла за углом, Адам вдруг зло выругался. Стремясь наказать обидчика Мэри, он совершенно забыл о Джозефин Шеппард.

Вернувшись в гостиную, Адам задержался на пороге.

Мэри уже больше не сидела на диване, сжавшись в комочек. Она стояла перед столиком с хрустальными графинами, и водопад сияющих локонов струился по ее изящной спине. Свечи отбрасывали золотистый отблеск на ее точеный профиль, прозрачное платье подчеркивало ее аппетитную фигурку. Но не это застало Адама врасплох.

Одной рукой Мэри сжимала порванное на груди платье, другой – держала у губ бокал, полный вина.

Она пила вино большими глотками, и ее нежное горло судорожно двигалось. Адам не мог отвести от нее глаз. Он никогда не видел, чтобы женщина пила так быстро, как она. Хотя ни одной знакомой ему даме не пришлось вынести того, что вынесла сегодня Мэри. И если у нее возникла потребность утопить в вине свои печали, то в этом виноват только он.

Она вдруг сморщилась и закашлялась.

Он подошел и прикоснулся к ее теплому плечу.

– Такое редкое вино нужно пить смакуя.

Ахнув, она отпрянула и, прижимая бокал к груди, отошла к мраморному камину. Ее зеленые глаза смотрели на него с настороженной бравадой.

– Вам обязательно нужно подкрадываться ко мне?

Голос Мэри дрогнул, скрасив резкость ее слов. Несмотря на разорванное платье, она все равно менее всего напоминала легкомысленную кокотку, по-прежнему оставаясь непорочной девушкой.

Нет, не девушкой. Это была женщина, истинная женщина.

Адам сдержал свои первобытные инстинкты. Он и так уже причинил страдания Мэри своим стремлением к мести. Сейчас менее всего ей нужно было, чтобы еще один мужчина таращился на ее тело.

– Мне очень жаль, – прошептал он. – Больше, чем вы можете себе представить.

Стараясь не напугать ее, Адам снял сюртук и набросил ей на плечи. Она снова сжалась, но не отвергла его заботу и поплотнее запахнула полы. Белоснежная кожа сверкала на фоне темной ткани. Слишком большой сюртук доходил ей почти до колен, и она была похожа на маленькую заблудившуюся девочку.

Мэри подняла бокал и осушила его до дна.

– Мне нужно еще вина. – Обойдя его, она подошла к столу с напитками.

Когда она потянулась к графину, он обхватил пальцами его хрустальное горлышко.

– У меня такое подозрение, что вы еще никогда не пили ничего крепкого.

– Мой отец говорит, что вино – орудие сатаны. Впрочем, одним грехом больше, одним меньше, какая разница?

Адам нахмурился.

– Грехом?

– Я сегодня играла соблазнительницу. «Все грехи ничто по сравнению с греховностью женщины». – Икнув, она прикрыла рот рукой и опустила глаза. – Папа заставил меня заучить эти слова наизусть.

– Черт побери! – выругался Адам. – Да вы самая добродетельная из всех знакомых мне женщин.

– Не всегда, – прошептала она.

Прижав тонкие пальцы к полуоткрытым губам, Мэри посмотрела на него из-под опущенных ресниц. У любой другой женщины это можно было бы счесть кокетством, но у Мэри это была действительно застенчивость, словно она боялась, что он плохо подумает о ней.

Если бы только она знала! Он так хотел обнять ее, чтобы своей нежностью развеять все воспоминания о грубости Питерборна.

Адам поставил ее бокал на стол и жестом пригласил Мэри присесть.

Она села, кутаясь в его сюртук, нервно покусывая зубами нижнюю губу.

– Я правда хотела бы еще вина.

– Не сейчас. Нам нужно поговорить. – Он намеренно сел на другой конец дивана. – Прежде всего, женщины изначально не более грешны, чем мужчины.

– Ха! В этом виде я похожа на Еву, предлагающую запретный плод.

– Ради всего святого, не нужно заниматься самоуничижением. Питерборн – негодяй, сквернослов и развратник. Вы не напрашивались на его грубость. – Адам наклонился к ней: – В том, что произошло, нет вашей вины.

Мэри очень хотелось поверить ему. Отец часто говорил, что распущенная женщина всегда в конце концов навлечет на себя беду. И, почувствовав зловонное дыхание графа на своем лице, его костлявые пальцы, вцепившиеся в ее грудь, она вспомнила его пророческие слова.

Вздрогнув, она плотнее запахнула на себе сюртук. От него исходил слабый запах Адама, такой уютный и успокаивающий.

– Вы не презираете меня?

– Напротив, я восхищаюсь вами. Вы сегодня были великолепны, смелы и находчивы. И прекрасны.

Она затрепетала, услышав хриплые нотки в его голосе. Его взгляд был прикован к ее губам. Или, возможно, это просто казалось ей из-за выпитого вина? Она чувствовала приятное головокружение. Скованность исчезла, и стыд пропал, словно сброшенная кожа.

– Я вовсе не смелая, – прошептала она. – У меня внутри все дрожало от страха.

– Любая женщина в здравом уме чувствовала бы себя так же. Если вам хочется бросить камень, то бросьте его в меня. Я придумал весь этот спектакль. Это был мой план, моя глупость.