Цунами. История двух волн - Аня Ким Страница 34

Когда мы находимся в помещении с другими людьми, мы живем и взаимодействуем в разных плоскостях, почти в разных пространствах. С Хиро это не так. Даже если мы просто готовим ужин, мы танцуем парный танец. Между нами натянуты нити, напряжение и ослабление которых регулирует наши движения. Шаги, прикосновения, повороты, наклоны, взгляды — все это в каждый момент времени взаимно и обоюдно. И я люблю это ощущение пространства заполненного нами. Словно, когда мы вместе, наша энергия удваивается. Может быть, поэтому нас так сильно тянет друг к другу?

Прошел праздник предков, унеся от меня еще одно воскресенье, которое Хиро провел с родными. В супермаркетах продавали ритуальные сладости, состоящие из прессованного сахара, благовония и средства для чистки памятников. Средства для чистки памятников особенно порадовали меня. Специальные жидкости для разных материалов, щетки скребки и губки. Это так педантично и так по-японски.

В среду, следующую после столь провального знакомства с семьей, я выходила из здания языковой школы, намереваясь доехать до торгового центра и присмотреть что-то из осенней одежды. Здесь до настоящей осени было еще далеко, но в России она обнимет меня уже на выходе из самолета. На секунду ностальгически прижалась щекой к теплому кирпичу опор крыльца. Мне будет не хватать этих дней.

Хиро ждал меня прямо напротив выхода, читая что-то с телефона. Я недоверчиво посмотрела на время, не было еще и пяти. Что он тут делает в разгар рабочего дня. Если из-за меня его уволят, то у нас будут серьезные проблемы.

Я всегда буду любоваться им? Выглядеть настолько хорошо в джинсах и футболке это врожденный дар или этому где-то учат?

На мой вопрос о работе он как обычно отшутился.

— У меня есть компенсация для тебя за провальное воскресенье. Если ты не будешь задавать слишком много вопросов, мы как раз успеем до заката.

Мори Тауэр была столбом, казалось, сплошь из стекла. Несмотря на стройность и высоту в ее облике было что-то монументальное. С того угла, с которого мы смотрели в покатых боках отражались бегущие по небу облака.

— Хочу показать тебе Токио сверху. Это одно из самых высоких зданий в городе, если поторопимся, то сможем посмотреть на закат сверху.

Мы поднялись на лифте и оказались на закрытой видовой площадке. Она была очень просторной, с гигантскими окнами во всю стену. Все ее пространство заполнял свет уже клонящегося к закату солнца. Людей было много, но не слишком, все-таки день был будний. Рядом с окнами стояли скамеечки, на которых можно было сидеть, любуясь видом. Но можно было подойти непосредственно к стеклу. Мы устроились у окна и замерли, разглядывая, раскинувшийся перед нами город.

Снизу здания казались мне довольно однообразными, но отсюда было видно, что вариаций форм и размеров довольно много. Застройка была довольно хаотичной, мне не удалось обнаружить закономерностей. Мое внимание привлекла красная башня на четырех опорах.

— Эйфелева башня в Токио? Красная?

— Это Токийская Телебашня. Немного напоминает Эйфелеву, да. Это самое высокое здание в Японии.

— Она очень отличается по дизайну от окружающих небоскребов. Как будто иностранка, — я внезапно почувствовала прилив нежности по отношению к одинокой Токийской телебашне. Хиро взял меня за руку, и я положила голову ему на плечо.

— Ей уже много лет, отношение к дизайну поменялось за это время. А теперь посмотри, вот там слева вдали строится Небесное Древо в Сумида — новая телебашня. Через год строительство закончится, и она отнимет у нынешней звание самого высокого здания в Японии.

— Так всегда происходит, правда? Как бы хорошо ты ни держался, кто-то придет и будет лучше тебя.

— Ты так говоришь, будто в этом есть что-то плохое.

Я посмотрела на него с удивлением.

— Мне казалось, что желание быть лучше как раз про японцев. Разве не так японские компании достигали высоких результатов, и их продукция стала эталоном качества.

Он покачал головой.

— Японские компании это не про соревнование. Это скорее про образ жизни, компания — семья и ты работаешь на благо семьи, наравне со всеми. Сознание же что все когда-нибудь кончится, принятие этого, своеобразный фатализм значительно облегчает жизнь.

Я потрясла головой.

— Это что-то азиатское и мне трудно принять. Я как-то смотрела японский фильм, про деревню, где люди умирали от голода и поэтому старики уходили в горы умирать. Основной темой фильма было, как спокойно старая женщина принимает свой конец, что смерь старых обеспечивает жизнь молодых.

— Разве это не так?

Я пожала плечами.

— Это как-то жестоко.

— Тогда жизнь вообще жестока. Живые существа постоянно умирают. И постоянно рождаются. Прямо сейчас пока мы сидим тут. Когда принимаешь это жить понятнее и проще.

Вопрос давно крутился у меня на языке, и казалось, сейчас был самый момент для него.

— Ты никогда не думал о времени для нас? Что если это все зря? Если мы проведем это время, так стараясь удержаться вместе, а потом, через десять, пятнадцать лет проснемся чужими людьми? Поймем, что между нами нет ничего общего, что мы потратили лучшее время жизни на борьбу за пустоту? Ты обнаружил, что живешь с женщиной, которая не любит тебя и не понимает, Хиро. Ты возненавидишь меня за это?

Он помолчал, а потом ответил спокойно и уверенно:

— Однажды все мои родные умрут. И я умру. Мои кости превратятся в пыль. Вещи, которыми я окружал себя, станут пеплом. Деньги, которые я зарабатывал с таким трудом, превратятся в ничто, и увидеть их можно будет только в музее. Мои правнуки не вспомнят моего имени. И знаешь, что останется?

Мне стало холодно от его слов, я поежилась.

— И что же?

— Ничего. Не останется ничего.

— Тогда зачем стараться, если ничего не имеет значения?

Он притянул меня к себе и прижался губами к моему виску. Нет, даже не коснулся, застыл в сантиметре от меня. Знакомое магнетическое ощущение, тянущее меня к нему наполнило кожу в этом месте теплом. И я была уверена, что он чувствует то же самое. Он прошептал мне в ухо.

— Вот то — что существует прямо сейчас. Если жить, в опасении, что все, что ты любишь однажды превратится в прах, то будешь просто стоять на месте. Давай лучше будем считать, что только это реальность и только это имеет значение.

Он поднялся и потянул меня к другому окну.

— Гляди, какой сегодня чистый воздух! Ты знаешь, что это на горизонте?

Я улыбнулась

— Это Фуджи-сан.

Заходящее солнце уже окрасило гору в тона разгорающегося пожара. Тонкие облака на ее фоне тоже стали золотисто-оранжевыми, будто вулкан снова стал действующим и по склону льется горячая лава. Я знала, что Хиро поднимался на гору в студенчестве.