Так не бывает - Энн Вулф Страница 35

– Тебе смешно? – обиженно поинтересовался Робин. – А я надеялся, ты оценишь жертвы, на которые я пошел, чтобы выглядеть изящно.

– Ну что ты… – посерьезнела Юта. – Конечно, я оценила. Ты выглядишь потрясно. Мне до тебя далеко. – Искусство делать комплименты мужчине до сих пор было ей не известно.

– Надеюсь, готовлю я не хуже, – улыбнулся польщенный Робин. – Присаживайся, я все принесу.

– А где миссис Пирс?

– Я с трудом уговорил Вэнди отдохнуть. Она так и набивалась мне в помощницы…

Юта не без удовольствия наблюдала за тем, как Робин крутился вокруг стола, проверяя, все ли приборы на месте и лежат правильно. В довершение всего он выключил свет и поставил свечи. А потом преподнес Юте цветы – пышный букет белоснежных лилий.

Она сидела, боясь пошевелиться, околдованная этим приемом. Ей казалось, сделай она хоть одно неловкое движение, все вокруг растает, как дым. Робин много говорил, но Юта с трудом разбирала слова. Она только вслушивалась в музыку этого знакомого и незнакомого голоса, вглядывалась в знакомые и незнакомые глаза и думала о том, что этот вечер напоминает сказку, одну из тех, что она когда-то читала на ночь сыну.

Робин сидел напротив нее, но то и дело старался коснуться ее рукой, то подливая вина в опустевший бокал, то подкладывая в тарелку кусочки ароматного мяса. Эти прикосновения будили в Юте совершенно новые ощущения. Ей казалось, с его ладоней вспархивают маленькие бабочки и садятся к ней на руки, нежно щекоча кожу своими прикосновениями. Но щекотно было и внутри – щемящее чувство нежности, радости и желания переполняло ее, и она чувствовала себя почти счастливой. И только слово «почти» добавляло горчинку в эти ощущения. Но, увы, сказка, выдуманная Робином, в любой момент могла захлопнуть двери. А Юта не хотела дожидаться этого момента…

Мясо оказалось изумительным, и Юта похвалила кулинарные способности Робина:

– Я и не думала, что ты так готовишь. То-то огорчится миссис Пирс, узнав, что у нее теперь есть конкурент.

– Ну, до миссис Пирс мне еще далеко, – смущенно улыбнулся Робин, краснея от похвалы. – Но я изо всех сил старался, чтобы получилось вкусно. Жаль, что Пит ушел к Руперту. Впрочем, не так уж и жаль… Мы с тобой – вдвоем. А это такой редкий случай…

– Кто виноват? – улыбнулась Юта.

Робин посмотрел на нее внимательно и серьезно. На его лице не было ни тени улыбки.

– После того, как я оказался в твоем теле, я многое передумал. И сейчас мне кажется, что основная часть вины лежит на мне. Но и ты кое в чем не права. Твоя холодность всегда ставила между нами барьер, стену. Я смотрел на эту стену и не мог понять, что это: средство защиты, попытка выжить в этом жестоком мире или равнодушие к окружающим тебя людям? Потом мне расхотелось копаться в твоей сущности, расхотелось разгадывать тебя… Я сдался. Мне не хватило сил, ведь я, как ты неоднократно говорила, – взрослый ребенок. А дети любят больше ломать, чем строить. Вот я и ломал все, что попадалось под руку: твое доверие, наш брак, нашу семью, свою жизнь. Ломал с той же легкостью, с какой в детстве потрошил игрушки своего младшего брата… – Он вздохнул, вспомнив о чем-то неприятном. Юта поняла, что это как-то связано с недавней фразой миссис Пи.

– Расскажи мне… – невольно вырвалось у нее, и в порыве сочувствия она потянулась к мужу.

– Да в общем, не о чем рассказывать… Мои родители были очень заняты, и у них вечно не хватало на меня времени. Правда, требования ко мне от этого не становились меньше. Они хотели, чтобы я был взрослым самостоятельным мальчиком, и мне ужасно не хватало возможности скакать, как ребенок, капризничать, как ребенок, и получать то, чего большинство детей добивалось так легко – слезами из-за порезанного пальчика. Но сколько бы я ни падал, сколько бы ни царапал руки, сколько бы шишек ни набивал, я всегда слышал только одно: «Ты уже взрослый мальчик, Пит. Нечего хныкать»…

А потом появился Бакстер, с которым носились так, как никогда – со мной. Естественно, я взревновал. И всячески старался досадить младшему брату. Особенно доставалось его плюшевым мишкам, которых так любил дарить ему отец…

Бакстер не разрешал мне играть с его игрушками, поэтому однажды я взял медвежонка Эдди, обожаемого моим братцем, и ножом вспорол ему брюхо. А потом изрезал всего медведя. Его клочки… – Робин сглотнул, и Юте показалось, что он вот-вот заплачет. – Его клочки валялись по всей комнате… Но самое ужасное заключалось в том, что я тоже любил этого медведя. Понимаешь?.. Для меня он был как живое существо, а я… Я изрезал его, искромсал в клочья… После этого отец потащил меня к психоаналитику… Мы были уже в здании… Подъехал лифт… И тут я понял, что не могу в него войти…

В семнадцать лет, поняв, что никогда не смогу удовлетворить требованиям родителей, я попытался покончить с собой, обвинив во всем моего удачливого братца. Я купил ему мишку, а в лапу сунул записку: «Надеюсь, теперь я получил прощение?». Потом я наглотался таблеток, но меня откачали. Отец заплатил за мое обучение в другом штате, и мы увиделись с ним только на нашей с тобой свадьбе. Дела у Бакстера идут хорошо. Но я никогда больше не хочу видеть его лицо, полное слезливого упрека. И поэтому во сне вместо его лица я вижу голову того несчастного медведя…

Юта, не отрываясь, смотрела в его глаза, в которых отражалось все, что он чувствовал, снова вернувшись в прошлое: горечь, обида, чувство вины, ненависть к самому себе, неприязнь к миру взрослых, так жестоко отвергнувших его…

Ее душу наполнили сочувствие и нежность. Ей захотелось обнять его, поцеловать, утешить, и Юта не стала сдерживать этот порыв. Она подошла к Робину и склонилась над ним, согбенным и подавленным. В его глазах застыли слезы, и она поспешила осушить их своими поцелуями.

Робин замер от ее прикосновений. Боль тут же ушла, уступив место радости и желанию. Он все еще не мог поверить в то, что Юта добровольно дарит ему свои поцелуи и ласки. Боясь пошевелиться, он сидел на стуле, как деревянная кукла. Робину казалось, что это – чудесный сон, и его пугало пробуждение. Он неподвижно наслаждался ее ласками, растворялся в прикосновениях ее рук, в легких, как крылья бабочки, касаниях ее губ, ее ресниц. Не осмеливаясь произнести ни слова, Робин закрыл влажные глаза и молча вкушал наслаждение, которое дарила ему Юта. А она продолжала гладить его по волосам, целовать его лицо, и делала это тоже молча, словно боясь спугнуть восхитительный момент близости. Наконец Робин осмелился прошептать:

– Как ты думаешь, это скверно, что я хочу тебя?

Даже с закрытыми глазами он почувствовал, что ее губы тронула улыбка.

– Не знаю, но чувствую то же самое, – прошептала она.

Значит, это не сон? Не открывая глаз, Робин одним движением привлек к себе Юту, и она оказалась на его коленях.

– Любимая…

Он целовал ее губы, и было уже не важно, что эти губы, руки, шея, плечи принадлежат не ей. Какой бы облик не приняла эта женщина, он все равно продолжал бы любить ее. Юта чувствовала то же самое. Закрыв глаза, она отдавалась поцелуям Робина и видела его лицо, опаленное огнем желания. С каждой секундой она хотела его все сильнее и сильнее. Наконец, до краев заполненная страстью, она прошептала: