Забытая история любви - Сюзанна Кирсли Страница 36

Во время подготовки к книге мне уже приходилось несколько раз бывать там, но я все время прилетала самолетом прямиком из Франции и останавливалась на несколько дней в квартире Джейн, в которую сама хозяйка наведывалась раз в месяц, когда ей нужно было поработать вне своего офиса в агентстве. Штаб-квартира этого крупного литературного агентства находилась в Лондоне, но Джейн работала в нем так давно и так успешно, что, когда она вышла замуж за Алана, они обустроили еще один офис в Эдинбурге лично для нее. С тех пор еще несколько агентов перебрались в Шотландию, поэтому ей уже не приходилось так часто, как раньше, приезжать из Питерхеда, и все же случалось это достаточно регулярно, и надобность в квартире не отпадала.

Это было уютное местечко: две комнаты, удобно расположенные в самом центре города. Если бы мне захотелось, я бы за пару минут дошла пешком до Холирудхауса, который веками стоял в окружающем его величественном саду за большими железными воротами. Я могла обойти его кругом или даже попытаться получить разрешение на то, чтобы посетить покои самого герцога Гамильтона, там я могла бы разузнать всякие детали его быта, чтобы потом использовать их для сцен между Софией и герцогом Гамильтоном в начале моей истории.

Но я этого не сделала.

Я бы никогда не призналась себе, что не пошла туда отчасти из-за того, что не хотела знать, как выглядят эти комнаты, боялась, что и они окажутся точь-в-точь такими, какими я нарисовала их в своем воображении.

Вместо этого я сказала себе, что на этой неделе у меня просто нет времени и что мне предстоит корпеть над множеством еще не изученных документов.

Потому в среду я начала день с того, что комфортно расположилась в хорошо знакомой читальной комнате архива, чтобы не спеша и с чувством изучить частную корреспонденцию герцога Гамильтона.

Письма, которые он писал и получал, помогли мне гораздо лучше понять этого человека, его двойственную роль патриота и предателя, хотя я и сомневаюсь, что он когда-либо таковым себя считал. Мне показалось, что он в первую очередь служил самому себе, а потом уже кому-либо иному. Все его политические и личные решения, которые столь многие его друзья находили странными и непостижимыми, о чем и писали в своих письмах, можно было с математической точностью привести к одному простому знаменателю: личная выгода герцога.

Постоянно испытывая нужду в средствах, он женился на богатой наследнице с большими владениями в Англии, и потому, дабы не лишиться этого основного источника доходов, вряд ли стал бы делать то, что так или иначе могло раздражать англичан. Он произносил в парламенте речи против унии, но, когда другие хотели противостоять объединению силой, а не словами, сдерживал их пустыми обещаниями до тех пор, пока не заканчивался удобный момент, давая таким образом возможность унии окончательно сформироваться. Дураком он не был, и в письмах своих не оставил ни единого прямого указания на то, что негласно поддержал образование унии в обмен на милость и деньги англичан, но я, зная, каким он был человеком, понимала, что он не стал бы рисковать своей репутацией, если бы это не сулило ему выгоду.

Я четко понимала, кого имела в виду графиня в последней написанной мною сцене, когда сказала Хуку: «Есть подозрение, что он состоит в переписке с двором в Лондоне…»

Кто-то закашлял.

Я оторвала глаза от бумаг и увидела молоденькую девушку, работницу архива.

— Вы… — несколько взволнованно произнесла она. — Простите, вы ведь Каролин Макклелланд, да?

— Да, это я. — Я вежливо улыбнулась, сообразив, что это, наверное, поклонница.

— Я прочитала ваши книги, — поведала она. — Все-все. Они прекрасны.

— Что ж, спасибо. Очень приятно это слышать.

— Я люблю историю. Ну, это естественно, иначе бы я тут не работала. Но вы заставляете историю оживать! Правда!

Я снова поблагодарила ее и нисколько не покривила душой. Когда человек к моей персоне настолько небезразличен, что находит время, чтобы подойти ко мне и рассказать, как любит мои книги, для меня это важно. Я ценю такую связь. Поскольку я работаю за компьютером в одиночестве, напоминание о том, что в конце долгого процесса написания книги находятся читатели, которые получают удовольствие от моих историй, было мне приятно. Ведь именно таким читателям, как эта девушка, мои книги были обязаны успехом.

Поэтому я положила ручку и спросила:

— Как вас зовут?

— Кирсти.

— Одну из героинь в моей новой книге зовут Кирсти.

Она просияла.

— Так это вы для своей новой книги что-то изучаете? — Она посмотрела на мой стол. — Бумаги Гамильтона?

— Да. Четвертый герцог — тоже один из моих персонажей, так что я проверяю факты. — Тут я заметила, что люди вокруг нас начали собираться, и покосилась на часы. Действительно, уже было время закрытия. «Надо же, как незаметно день прошел», — подумала я.

— Боюсь, что сегодня я только начала, — сказала я Кирсти и улыбнулась. — Думаю, завтра утром снова сюда наведаюсь.

Глаза ее радостно загорелись.

— А если я… — сказала она, смешалась и начала снова: — Если я принесу книжку…

Я знала, о чем она хочет попросить.

— Конечно. Приносите, что у вас есть. Я с удовольствием подпишу.

— О, это было бы чудесно!

От ее восторга у меня и самой на душе потеплело. Правда, при этом сделалось немного неловко.

Придя в архив на следующее утро, я смутилась еще больше. И не только потому, что она принесла мои романы (издания в твердых обложках, явно много раз перечитанные), но еще и взяла на себя труд подобрать материал, который, по ее мнению, мог мне пригодиться для работы.

— В основном это бумаги, семейные бумаги, имеющие отношение к вашему герцогу Гамильтону. Здесь нет писем известных людей, и об их существовании мало кто знает, но, я помню, кто-то в прошлом году тоже интересовался герцогом и говорил, что они здорово помогли ему.

Я была тронута, поэтому подписала все книги, снабдив автографы самыми лучшими пожеланиями, и приписала слова благодарности за помощь.

Письма, которые нашла она, оказались более интересными, чем письма самого герцога. Всегда интересно узнавать о человеке по описаниям его современников. За пару часов я уже знала о нем столько, что полагала, будто меня уже ничто не сможет удивить.

Однако мнение мое изменилось, когда я перешла к очередному письму.

Это оказалось одно из нескольких посланий некоего эдинбурского лекаря младшему брату, и датировано оно было 19 апреля 1707 года. Первую половину страницы он описывал своего умирающего пациента, а потом продолжил:

Вернувшись домой, я встретился с мистером Холлом, которого ты, несомненно, должен был запомнить после обеда у его сиятельства герцога Гамильтона и которого герцог нынче весьма чтит и ценит. Мистер Холл был очень бледен, но, когда я спросил его, он заверил меня, что вполне здоров и просто устал за время продолжительного путешествия, которое ему пришлось совершить по делам его сиятельства. Он пять дней провел в седле, возвращаясь с севера, из Слэйнса, замка графа Эрролла, куда он препроводил юную родственницу графа, недавно прибывшую из Вестерн-ширс. Эта леди, по фамилии не Хэй, а Патерсон, привлекла к себе герцога Гамильтона своим добрым нравом и тем обстоятельством, что родители ее умерли в Дарьенскую кампанию, которую его сиятельство почитает величайшим несчастьем, постигшим наш народ. Его светлость решил помочь оной леди в ее путешествии на север, для чего и приставил к ней мистера Холла провожатым.