Хороша была Танюша - Яна Жемойтелите Страница 36

– Не растягивай удовольствие, – торопил Сергей, – Майка тебя заждалась. Только проснется – и: ну когда мама прие-едет.

– Мы прямо на силикатный поедем?

– Да, сначала на силикатный. Успеть бы до ночи.

Проселочная дорога наконец кончилась, начался асфальт, и машина пошла ровнее. Как будто по этой причине сердце тоже забилось ровнее, и неожиданно потянуло в сон. Танюшка поняла, что сегодня она точно выспится за несколько бессонных ночей, и даже луна ей больше не помешает, желтая и страшная, глядящая прямо на нее с сумеречного августовского неба. Сергей что-то еще говорил про грядущую приватизацию буквально всего ради повышения эффективности, якобы институт частной собственности на средства производства поможет стране выйти из крутого пике. Но главное – не допустить прихода коммунистов к власти… Танюшке невольно вспомнился день, когда Сергей получил партбилет, потому что надо быть членом партии, ну надо так надо, а теперь, наверное, будет не надо, однако это было уже глубоко все равно, на горизонте уже маячили трубы силикатного завода, навстречу поплыли улочки, улепленные частными домами в окружении кустов калины и сирени, засуетились дворовые псы, спугнутые поздними гостями. Танюшка, очнувшись, различила, как глухо и настороженно потявкивал за забором Дюбель.

– Приехали. Вылезай, – коротко скомандовал Сергей.

Резко заскрипела калитка. Куры загоношились в курятнике. Дюбель радостно заплясал на цепи, так и норовя лизнуть Танюшку в нос. Сергея он почему-то не считал за своего, хотя в последнее время они встречались по два раза в день. Дюбель замечательно смердел псиной, и это был простой домашний запах, который приятно щекотал ноздри после стерильной Финляндии, в которой пахло разве что кофе и специями.

А через неделю, когда поистрепались ликование и родные запахи, новые по возвращению, когда с самого утра начиналась все та же будничная маета, связанная с заключением каких-то договоров на поставки неизвестно чего в обмен на местный лес, опять проросла внутри гулкая пустота, которую можно было забить разве что Майкиной подготовкой к школе, покупкой школьной формы, прописей и прочего, что отсутствовало в свободной продаже и чего в Финляндии, естественно, не было, то есть оно было, но не по советскому стандарту. В «Проммашимпорте» только и говорили, что о грядущей приватизации, шушукались, что собственность будет распределяться не по заслугам, а за счет личных связей, родственных и неформальных отношений. Предполагали появление настоящих олигархов, сильное расслоение население и т. д., но все эти разговоры Танюшку почему-то трогали мало. Может быть потому, что в собственных родственных связях она была уверена: Ветровы-то уж не выронят лакомый кусок изо рта. Может, она просто еще не совсем понимала, что значит собственность. Силикатный завод тоже собирались приватизировать, и мама по этому поводу выражалась достаточно просто, что вся эта ихняя приватизация давно известна и называется просто: хищение госсобственности в особо крупных размерах. Танюшка, конечно, удивилась, что мама знает такие выражения. А потом решила, что она или переняла эту формулировку от Сергея, или по телевизору слышала. Она теперь вечерами не отрываясь смотрела все подряд.

Вдобавок ко всему «Проммашимпорт» взял второго переводчика: работы, мол, поприбавится в связи с расширением сотрудничества и торговли. Ну это-то ладно, всякая писанина, требующая срочного перевода, действительно пошла лавиной. Однако на работу взяли молоденькую выпускницу отделения финского языка Тойни Виртанен, которая вылетела из гнезда с красным дипломом и по этому случаю очень сильно воображала, так и норовя Танюшку за дело и без дела поддеть. У Тойни почему-то всегда были грязные, плохо расчесанные волосы, хотя когда-то же она должна была их мыть, а папа у нее был шишкой в министерстве торговли, поэтому проблем с шампунями наверняка не существовало… Однако и мысли ее посещали какие-то грязные, что де Танюшка пролезла в «Проммашимпорт» по блату, за красивые глаза, так сказать, а сама толком ничего не умеет, даже путает слова «suuri» и «iso», хотя оба одинаково означают что-то большое, но «suuri» гораздо больше, и всякий образованный филолог должен это понимать… «Большой запас сухостойной древесины пойдет на производство срубов», – не такой уж большой запас, чтобы сказать «suuri». Тойни написала докладную записку по этому поводу, и тут Танюшка вроде бы даже растерялась. Прижать эту маленькую дрянь было нельзя, за ней стоял папаша из министерства торговли, с которым никто ссориться не желал, а разницу в этих словах Танюшка и вправду прежде не замечала, хотя все переводчики совершают ошибки – маленькие, большие или даже очень большие. Люди же они в конце-то концов!

А потом вдруг выяснилось, что запас этого самого сухостоя оказался таким большим, что его буквально некуда девать и что его хотели получить еще Эстония и Кандалакша, так что он был именно «suuri». Дело не стоило выеденного яйца, а Тойни оказалась просто маленькой засранкой, однако у Танюшки на почве этих разборок разболелась голова. К концу рабочего дня боль сосредоточилась в затылке, и даже шея заныла так, что больно было повернуть голову. Наскоро покидав вещи в сумку, Танюшка спустилась по лестнице.

В вестибюле топтался Володя Чугунов, мучая в руках авоську, с которой не расставался. Он везде ходил с авоськой на тот случай, что вот именно неожиданно на что-то нарвется – молочные продукты или мясные полуфабрикаты. И взгляд у него постоянно был ищущий. На сей раз он явно искал ее, Танюшку. Она через силу кивнула, поморщившись от новой волны боли.

Володя, поймав ее за локоток, как будто она собиралась от него ускользнуть, начал откуда-то с середины внутреннего монолога, который, очевидно, отрепетировал здесь же, в вестибюле или еще по дороге.

– Как там в Финляндии, а? Ты только честно мне расскажи, почему ты там не осталась сама?

– Да что ты спрашиваешь такое? Как это не осталась сама? – каждое слово гулко отдавало у Танюшки в голове, поэтому она говорила раздраженно, хотя ей действительно не понравился Володин вопрос. – У меня здесь дочка маленькая, разве я ее брошу?

– Нет, я вообще спрашиваю, что там хорошего в этой Финляндии? Безработица, говорят. А без работы ты вообще никто, под забором будешь ночевать.

– Володя, ты вроде неглупый человек, – Танюшка кое-как собралась с мыслями. – Кто тебе сказал, что под забором?

– Понимаешь, я просто боюсь…

– Не бойся. Плотники всегда нужны.

– Я не про это. Зарабатываю я хорошо, а живем мы все хуже. В общем, Маринка в Финляндию собралась.

– Пускай съездит, теперь вроде с диабетом пускают.

– Нет, она насовсем собралась. Ну, когда этот ихний президент Койвисто ингерманландцев на родину пригласил. А мы как раз на чердаке бабушкино свидетельство о рождении нашли, вот она и намылилась. Документы, мол, в порядке, а тут есть уже совсем нечего стало. А у нее диета…

– Это она давно решила? – Танюшка немного удивилась. Маринка никогда не рассказывала, что хочет в Финляндию. Хотя пару раз просила достать ей гречку. Гречка вроде полезна диабетикам.