Небо над Дарджилингом - Николь Фосселер Страница 37

– Вроде тех, что были в Джайпуре?

Ян как будто не замечал ни ее сердитого взгляда, ни резкости ее тона. Он смотрел вперед, в пространство пустыни. На холме показалась степная лисица и тут же скрылась среди камней.

– Это не должно тебя волновать.

– Но если волнует? В конце концов, то, что мы видели, может коснуться и нас с Джейсоном.

Хелена непроизвольно натянула поводья, и Шакти замедлила шаг. Ян тоже приостановил своего Шиву и пристально посмотрел на Хелену.

– Поверь, ни тебе, ни Джейсону ничего не угрожало. И не будет угрожать впредь.

Глаза Хелены сузились.

– Что ты от меня скрываешь?

Ей показалось, что уголки его рта задрожали. На мгновение Невилл опустил глаза, а потом затряс головой, и лицо его приняло сердитое выражение.

– Видишь ли, Хелена, есть вещи, о которых тебе знать небезопасно, – сказал он. – У меня свой путь, и его я пройду один.

– Но ты забываешь, что с некоторых пор я тоже стала частью твоей жизни, хоть и не по своей воле, – горько заметила Хелена.

Ян оперся на луку седла и задумчиво кивнул.

– Я помню. И поверь, иногда сожалею об этом.

Хелена покраснела и в гневе дернула поводья, упершись каблуками в бока кобылы. Шакти возмущенно заржала, качнулась в сторону и галопом помчалась по степи.

От бьющего в лицо холодного ветра на глазах Хелены выступили слезы. Копыта стучали по земле, взметая гальку и фонтаны пыли, лошадь тяжело фыркала, брызжа клочьями пены. Вскоре Хелена почувствовала, что ее кто-то настигает, и, скосив глаза, увидела Яна. Тот летел над землей, словно слившись с конем в единое целое. Все в нем – и лицо, и посадка – выражало предельную напряженность и в то же время дышало неистовством. Когда он перехватил поводья Шакти, обе лошади возмущенно заржали, как будто переругиваясь, и, дернувшись, замедлили бег, пока не перешли на шаг, дрожа и исходя пеной.

Еще на бегу выпрыгнув из седла, Ян подскочил к Хелене и, схватив ее за руки, встряхнул, как куклу.

– Ты с ума сошла, моя милая? – Она испуганно сжалась в комок. – Если ты решила свернуть себе шею, это твое дело, однако я не позволю рисковать такой дорогой кобылой!

Пальцы Невилла впились в ее предплечья. Напрасно Хелена билась и извивалась, пытаясь освободиться. Наконец, лицо ее вспыхнуло от стыда и злобы на собственную беспомощность, и она сдалась и прильнула к груди Невилла, уже стащившего ее из седла. Внезапно Хелена почувствовала его грудь, вздымающуюся в бешеном ритме, и их губы сами нашли друг друга. Вопросы и ответы, упреки и возражения – все слилось в этом отчаянном поцелуе.

«Люби меня, – подумала Хелена, пока Невилл срывал с нее рубаху, увлекая за собой на землю. – Люби, как любишь эту страну, не больше и не меньше…»

Калькутта, февраль 1877 года

Над берегом медленно рассеивался утренний туман, открывая черные силуэты расколотых скал и пальм в плодородной илистой дельте Ганга. Идущие в пенистом кильватере маленькие пароходы, парусники и юркие рыбацкие лодки держались на почтительном расстоянии от тяжело дышащей громады «Гордости Индии». Уже издалека сквозь дымку проступала вытянувшаяся вдоль серебристой полосы Хугли – могучего притока священного Ганга – каменная стена. Это был форт Уильям, из которого, как из брошенного в землю зерна, постепенно вырос великий город – оплот и символ неколебимости британской власти на индийском субконтиненте.

Второй по величине город Империи, Лондон восточных колоний, сказочно разбогатевший на торговле, которая велась тут же, в бесчисленных оживленных доках, он, словно видение, поднимался из шаткой илистой почвы. Он ослеплял роскошью и блеском и подавлял грязью и нищетой шумных, многолюдных улиц. «Худшее место во вселенной» – так писал о нем в восемнадцатом веке губернатор Бенгалии Роберт Клайв.

Калькутта была официальной столицей колониальной империи, здесь находилась британская резиденция. За фортом простирался Майдан – самый большой парк города, место встречи праздношатающихся гуляк, влюбленных и деловых людей, с большим ипподромом, на котором не один лейтенант проматывал за вечер месячное жалованье, а то и все свое состояние.

Чоуринги-роуд, главная улица города, ни в чем не уступала самым роскошным бульварам европейской метрополии ни в отношении количества дорогих ресторанов, отелей и элитных клубов, ни блеском и богатством со вкусом оформленных витрин магазинов, мастерских и лавок, чьи владельцы – ювелиры, модистки и часовых дел мастера не имели недостатка в богатых клиентах.

Собор Святого Павла с квадратной башней и резным кружевом стрельчатых арок, высеченных из светло-серого, почти белого камня, высился посреди ухоженных вечнозеленых газонов, а знаменитые гаты – ступени вдоль берега Хугли, давшие название городу, были обильно политы кровью не только жертвенных животных, но и людей, добровольно приносивших свои жизни на алтарь кровавой богини Кали, покровительницы этих мест, до того как британские власти не запретили этот варварский обычай.

Элегантные особняки и виллы, грязные лачуги и темные переулки, трактиры и бордели, вечно шумный Китайский квартал и Армянское предместье – все это была Калькутта.

Ричард Картер невольно схватился за перила. Что заставило его пуститься в это безумное путешествие? Некогда он поклялся себе больше не ступать на эту проклятую землю, тем не менее сейчас, доделав последние дела в своем лондонском отделении и дав сотрудникам письменные и устные указания на неопределенное время своего отсутствия, заказал билет на пароход и без видимой спешки, но с несвойственным ему лихорадочным нетерпением отправился в путь. Зачем?

Он четко осознавал причину, не казавшуюся ему от того менее безумной. Он хорошо помнил мгновения, заронившие в его душу искру, которая, разгораясь все больше, полыхала теперь неугасимым огнем. Ничто не указывало на взаимность чувства, тем не менее Картер не колебался ни минуты. Со стороны его затея выглядела чистой воды сумасшествием: женщина замужем, и, даже если ему и удастся найти ее на бескрайних просторах этой многоликой и непредсказуемой страны, с чего он взял, что сможет завоевать ее сердце? Его надежда не имела под собой никаких оснований, скорее, это был азарт: поставить на карту все, выиграть или все потерять. И Картер знал, что не найдет себе покоя, если по крайней мере не попытается.

Прохладный ветерок теребил ему волосы, нежно касаясь лица. Ричард Картер закрыл глаза, вызывая в памяти ее образ, что делал не раз за последние несколько недель, – худощавую подростковую фигуру в ярком платье. Он представлял ее глаза, полудетские-полуженские, редкого сине-зеленого оттенка, напоминавшие ему опалы, которые он возил из Австралии. Он запомнил их тоскливое выражение, не дававшее ему покоя даже во сне. Он должен увидеть ее снова, хотя бы раз.

– О, мистер Картер! – Пронзительный голос вывел его из размышлений.

Легко и стремительно, насколько позволяла полнота, к нему приближалась дама средних лет, чьи перетянутые корсетом барочные формы были втиснуты в черное шелковое платье, готовое, казалось, вот-вот разойтись по швам. Раскрасневшееся лицо светилось приветливостью, на тщательно завитых каштановых волосах красовалась бойкая черная шляпка.