Голос любви - Кэрол Дин Страница 38

«Как и его сын», — подумала Симона.

Она приложила пальцы к губам, словно не в силах была произнести ни слова. Неожиданно Симона вдруг вспомнила о Харпере. Джозефина говорит, что теперь, с Блю, Симона повторяет ту же ошибку, что и с первым мужем. Это действительно так — с той лишь поправкой, что ошибка была вовсе не в том, о чем думала Джозефина. Тогда дело было не в том, что она любила Харпера, а в том, что хотела, чтобы он принадлежал ей любой ценой, и совершенно не считалась с его интересами. И вот теперь, ничему не научившись, она повторяет ту же ошибку с Блю…

«Настоящая любовь должна строиться на доверии, а не на контрактах и ультиматумах!»

— Симона? Алло! — забеспокоился Нолан.

— Да!

— Послушай, девочка, может быть, это не мое дело, но мой тебе совет: не позволяй Джозефине вить из тебя веревки.

Симона насторожилась:

— Что Блю успел тебе наговорить?

— Почти ничего. Большую часть я сам додумал. Вот что я тебе скажу, Симона. Твоя мать — умная женщина, гениальный, можно сказать, бизнесмен. Но судить любовь по законам бизнеса — это, на мой взгляд, все-таки не очень умно. Может быть, у нее, как ты говоришь, и есть свои соображения, и даже вполне логичные, но пора уже тебе жить своим умом!

Симона потерла виски. Голова ее раскалывалась.

— У тебя все, Нолан? — едко спросила она.

— Еще один вопрос.

— Какой?

— Когда ты вернешься?

— Скоро, Нолан, скоро.

Симона повесила трубку, с минуту сидела неподвижно, но затем снова подняла ее и набрала номер. Если уж восстанавливать сожженные мосты, то сразу и решительно.

Прошла, казалось, целая вечность, прежде чем в трубке раздался детский голос:

— Алло!

Симона глубоко вздохнула.

— Позовите, пожалуйста, Гэбриела. Говорит его сестра.

Поправив на плече холщовую пляжную сумку, Симона решительно зашагала по главной улице, ведущей прямо к пристани. Симона почему-то думала, что пристань будет почти пустой, но за лодками, яхтами, катерами всех видов и размеров, казалось, не было видно моря. Да вот же оно — так блестит под щедрым тропическим солнцем, что глазам больно.

Симона вынула из кармана листок с указаниями, которые ей дал Нолан, и огляделась вокруг. Где-то посреди этой «флотилии» должны быть «Три желания»… и Блю. Сердце Симоны забилось от предвкушения и от страха. Как-то он примет ее? Она знала, что он звонил ей два раза в Сиэтл, думая, что она там. Она должна была сама позвонить ему, сказать, где она на самом деле, но не могла, пока не восстановит все сожженные мосты…

Симона вышла на набережную и направилась к группе больших яхт вдалеке. Он должен быть там — она это знает. Он ждет Нолана, чтобы покатать его вокруг Лунного острова — его острова. Бывшего президента международной корпорации, а ныне временно не работающую женщину он не ждет.

Симона остановилась. Вот она! Симона безошибочно знала это, даже не читая названия яхты. Что и говорить, она и впрямь красива! Она казалась сильной и целеустремленной, как и ее владелец.

Блю нигде не было видно. Симона заглянула в каюту.

— Вам кого, мисс? — раздался из-за ее спины веселый голос. Симона безошибочно узнала бы его при любых обстоятельствах.

Симона обернулась так быстро, что почти потеряла равновесие. Блю поддержал ее и помог подняться на палубу.

На палубе он отпустил ее и отошел на шаг, пристально глядя на нее прищуренными глазами. Волосы его уже успели достаточно сильно выгореть на солнце, в ухе снова была серьга. Блю был босиком, в джинсах, а к поясу за рукава была привязана голубая рубашка. На лице его трудно было что-либо прочесть.

Симона отряхнула свои слегка запачкавшиеся белые джинсы и, выпрямившись, посмотрела на него.

— Мне мистера Блюделла, более известного как Блю, — произнесла она ему в тон, хотя ей было не до шуток — она лихорадочно думала, с чего ей следует начать свои объяснения и извинения.

— Разрешите представиться, — вскинул голову Блю. — Томас Блюделл!

Он смотрел на нее, широко улыбаясь, словно ссоры и не было. Симона попробовала улыбнуться, но почувствовала, что на глаза наворачиваются слезы.

— Разве у тебя нет ко мне никаких вопросов, Блю? — проговорила она.

Он покачал головой:

— Вопросы есть, но на главный из них ты уже ответила тем, что приехала сюда. Остальные пока подождут. — Он протянул ей руки. — Иди сюда, тигренок. Обо всем поговорим позже. — Он улыбнулся. — Я думаю, гораздо позже…

Ни ветерка… Вода, неподвижная, словно зеркало, отражала высокие, густые сосны, украшавшие побережье Лунного острова. Симона стояла на палубе так же, не двигаясь, глядя на таинственные вечерние тени, ложившиеся между деревьев. Она обхватила себя руками — не для того, чтобы согреться, а желая удержать переполнявшие ее новые чувства.

— Любуешься закатом? — Блю подошел к ней сзади и обнял. — Я смотрю, ты уже успела этим заразиться от меня! Что ж, с кем поведешься…

Она кивнула, не желая нарушать тишину, и прижалась к нему.

— Я должна была тебе позвонить… — произнесла она через минуту. — Прости.

Блю промолчал и лишь обнял ее крепче.

— Я звонила Гэбриелу. — Ее снова охватила легкая, светлая грусть. — Мало того — я ездила к нему.

— И что он?

— Он сейчас вдовец, у него восьмилетний сын, Жак.

Симона слегка улыбнулась. Ей с первого взгляда понравился ее племянник, как и она ему. Улыбка ее тут же погасла, когда она подумала о том, как много она потеряла — не была знакома с женой Гэбриела, Жак рос без нее… Симона покачала головой, пытаясь стряхнуть грустные мысли.

— Прошлого, увы, не вернешь, но будущее зависит от нас… Странно, знаешь, — произнесла она, — обнаружить вдруг племянника, о существовании которого ты и не знала!

— По-моему, это здорово! Я люблю детей…

— Я тоже. А Жак — так и вовсе прелесть!

— Так что же твой брат? — посерьезнев, спросил Блю. Симона помолчала с минуту.

— Поссорившись с Джозефиной, он, оказывается, поехал тогда в Париж разыскивать отца.

— Нашел?

— Опоздал. Папа, как выяснилось, за три года до того умер.

— Жаль.

— Мне тоже очень жаль. Я практически совсем не знала его… — Она снова помолчала. — Кстати, Гэбриел мне, как оказалось, писал — по крайней мере первый год, раза два в месяц. Но все письма перехватывала Джозефина. А потом она написала ему, что я, дескать, не отвечала потому, что не простила его ухода и никогда не прощу, так что он может не тратить времени на письма. Он поверил. В общем-то это действительно было правдоподобно — с моим характером я могла бы и впрямь не простить… — Симона закрыла глаза.