Александр Македонский и Таис. Верность прекрасной гетеры - Ольга Эрлер Страница 39

«Я не достойна своей счастливой судьбы», — подумала Таис с раздражением на себя и пошла в дом. Последним ощущением при переходе в сон было воспоминание о теплой волне умиротворения и радости, проходящей по ее телу, когда Александр берет ее руку, нежно сжимает и гладит ее пальцы.

«Я л т м р д. X т в. Проведай меня сейчас». Таис развернула пергамент, увидела эту необычную запись, пробежала ее глазами и все поняла: «Я люблю тебя, моя родная девочка. Хочу тебя видеть», — означали эти непонятные никому, кроме них двоих, буквы. Он все время что-то сокращал — вечная спешка, занятость, ну и характер тоже. Таис достала свою самую драгоценную шкатулку, подарок Селевка, где она хранила важнейшие ценности — записки Александра. Начиная с первой, из Киликии «Хочу видеть тебя танцующей» и кончая полученной пару дней назад с угрем, которого Александр прислал, зная ее любовь к рыбным блюдам.

…Таис задернула за собой штору-дверь в его спальню, и они улыбнулись друг другу радостно и жадно. Она медлила в дверях, пока Александр не произнес нетерпеливым шепотом: «Ну, иди же!» Она медленно, маленькими шажочками, дразня, приближалась к нему и остановилась в полутора метрах, сверкая глазами и зубами.

— Что за секретное письмо ты выдумал, Александр?

— Ты его не рассекретила?

— Рассекретила.

— Значит, никакое оно не секретное. — И он поймал ее за платье и потянул к себе. Она неловко упала на него и задела его забинтованное плечо. Царь поморщился.

— О, извини, извини, я боль тебе причинила!

— Мне и боль от тебя приятна. — И он поцеловал ее наконец.

Через некоторое время, когда они утолили свой голод и смогли вразумительно разговаривать, Александр спросил ее:

— Что ты так странно ушла вчера, что с тобой было?

— Странная вещь случилась со мной дома, может быть, и не стоит тебе говорить…

— Стоит-стоит, — подбодрил ее Александр.

— Был момент, когда я решила, что ты меня не любишь.

Александр изумленно уставился на нее, как если бы она вдруг заговорила по-старохеттски.

— Что, я разве дал тебе какой-то повод так думать?

Таис отрицательно покачала головой и повела глазами по сторонам. Когда она через несколько мгновений опять взглянула на Александра, лицо его было серьезным, даже мрачным.

— Ах, мне не надо было об этом говорить. Я сама не знаю, почему у меня случилось такое настроение. Ну буквально минуту — прибавила она в свое оправдание.

Александр по-прежнему внимательно смотрел на нее своими чудесными глазами и молчал.

— Я просто испугалась за тебя, из-за ранения, — прибавила она малоубедительно.

— Какая же здесь связь?

— Ах, я сама не знаю, — пробормотала Таис со вздохом и виновато надула губы.

— Я так стараюсь, чтобы тебе было хорошо… Почему ты решила, что я в состоянии тебя разлюбить! Что, разве я какой-то ветреный человек, не заслуживаю твоего доверия?

— О! Мне не надо было тебе говорить… Нет, ты тут ни при чем, это была моя слабость, какое-то умопомрачение. Какой-то страх меня обуял.

— Давай я скажу тебе в пятисотый раз, как я тебя люблю и буду любить до гроба… и в гробу… — Они усмехнулись, и это разрядило атмосферу. — Как можно тебя разлюбить? Посмотри на себя, во-первых, а во-вторых тебя легко любить, ты — безупречна. — Царь погладил ее по щеке, и она поцеловала его руку. — Я тебя у-мо-ля-ю, не думай таких вещей никогда, ни одной минуты. — Таис послушно кивнула, а Александр подумал про себя: «Не надо их сводить вместе, еще рано».

— А сомневаешься ли ты в любви к тебе Птолемея? — неожиданно поинтересовался Александр.

— Я не думаю об этом, вообще о нем не думаю.

— Или Леонида, или Селевка?

— Селевка? — Таис вытаращила глаза. — Селевка? — повторила она еще несколько раз на разные лады. — При чем тут Селевк?

— Ты что, не замечаешь, что он в тебя влюблен?

— Влюблен? Селевк? — Таис никак не могла успокоиться. — С чего ты взял? Может, еще скажешь, что и Парменион в меня влюблен?

— Насчет Пармениона не скажу, а Селевк — без сомнений.

— Селевк? Нет! Я с ним крайне редко имею дело… Ты шутишь, Александр? — Таис посмотрела на него с подозрением. — Или специально морочишь?..

Александр улыбнулся неопределенно, но Таис истолковала это как определенное «да».

— Нет худа без добра, — заметил Александр, — благодаря ранению я имею возможность видеть тебя и держать в своих несколько некрепких объятиях два дня подряд.

— Может, и три дня?

— О, нет… Завтра я непременно поднимусь, не то мой народ в спячку впадет, а враг, наоборот, оживится. Хорошего понемногу.

Тут позвонил охранник, и Таис со вздохом сожаления оторвалась от Александра, оправила его постель, свое платье и пересела подальше на стул. Вошли Селевк, Сисигамбис — мать Дария, и Барсина. Каждый из этих людей вызывал у Таис разные чувства. На Селевка она глянула испуганно, вспомнив намеки Александра, на Сисигамбис — с интересом, а на Барсину и смотреть не хотела.

— Извини, мать, что принимаю тебя лежа. Встань с колен, подойди ко мне, — и Александр поцеловал удивленной Сисигамбис руки. — Как здоровье твое и семьи твоей, в чем нуждаетесь, рад буду выполнить любое твое пожелание.

Сисигамбис заговорила, Барсина переводила слова благодарности за его заботы, пожелания выздоровления и так далее. После короткой паузы мать Дария, пожилая, но полная достоинства и внутренней силы женщина, подняла свои умные глаза и внимательно посмотрела на Александра: «Статейра, моя невестка, заболела».

— Я очень сожалею и надеюсь на скорейшее выздоровление, — ответил Александр, который ни разу не видел жену Дария, слывшую первой персидской красавицей.

— Ахура-Мазда [18], видимо, не хочет, чтоб все уладилось. У нас большие опасения…

— Я пришлю врачей и буду молиться нашим богам за благополучный исход.

— Я хотела предупредить… Спасибо, царь Александр, мы тоже будем молиться за твое здоровье и благополучие.

— От Дария нет известий, — догадался Александр о тайных мыслях Сисигамбис, — о последнем его письме и предложениях я сообщил тебе. Я его приму с распростертыми объятиями, если он поймет, что его дело безнадежно, и придет ко мне без оружия в руках. Я говорю правду.

Сисигамбис подняла взгляд, и он без слов сказал, что Дарий вряд ли способен на такой неординарный поступок. Он не в состоянии разорвать путы условностей и традиций и будет вести себя так, как от него ожидают персы, а не Александр. Она знала границы своего слабохарактерного сына, у которого хватило хладнокровия прийти по трупам к власти, но не хватит дальновидности, благородства и смирения отдать ее без крови более сильному. У него не хватит «аша» — святой праведности, руководящей поведением человека, делающей его добродетельным.