Грусть не для тебя - Эмили Гиффин Страница 4

— И что, по-твоему, мне теперь делать? — спросила я.

— Ничего, — сказал он, дотягиваясь до коробки с пиццей, которая лежала неподалеку от футляра с гитарой. — Холодная, но все равно угощайся.

— Как будто я сейчас могу есть! — драматически воскликнула я и растянулась на полу, раскинув руки. — У меня есть только два выхода: самоубийство или убийство… Ведь это же нетрудно — прикончить их… правда?

Я ждала, что у Маркуса челюсть отвалится от такого предложения, но он, кажется, вообще ни капли не испугался. Я была разочарована. Он просто вынул из коробки кусок пиццы, свернул его пополам и сунул в рот. С минуту жевал, а потом с полным ртом заметил, что в таком случае я буду первым и единственным подозреваемым.

— Тебя отправят в женскую исправительную тюрьму штата Нью-Йорк. Оденут в полосатый балахон. Представь, ты выносишь парашу, а ветерок в тюремном дворе треплет твою робу…

Я тоже об этом подумала и решила, что предпочту смерть полосатому балахону. И снова вернулась к версии суицида.

— Отлично. Значит, убийство отпадает. Вместо этого я убью себя. Они очень сильно пожалеют, если я покончу с собой, как ты думаешь? — спросила я, больше для того, чтобы его напугать, а не потому, что мне действительно хотелось свести счеты с жизнью.

Я думала, Маркус бросится ко мне со словами, что не сможет жить без меня. Но он и не думал мне подыгрывать, как это делала Рейчел, когда мы учились в школе. Она, например, обещала, что выкинет все мамины диски с классической музыкой и проследит за тем, чтобы на моих похоронах звучали «Пинк Флойд».

— Они раскаются, когда я умру, — сказала я. — Как думаешь, они придут на похороны? Попросят прощения у моих родителей?

— Да. Наверное. А впрочем, люди быстро обо всем забывают. На самом деле они, скорее всего, забудут даже о том, кого хоронят, и сосредоточатся на фуршете.

— А как же чувство вины? — спросила я. — Как они будут с ним жить?

Он уверил меня, что от этого чувства их избавит хороший психолог. Проведя несколько часов на кожаной кушетке в кабинете, человек, которому прежде не давали покоя разнообразные «а если», начинает понимать, что только ненормальная сведет счеты с жизнью и что, несмотря даже на предательство, психически здоровые люди не прыгают под поезд.

Я поняла, что Маркус прав, и вспомнила, как в старшей школе один из наших одноклассников, Эрик Мюррей, выстрелил себе в голову из отцовского револьвера в спальне, в то время как его родители смотрели внизу телевизор. Версии были разные, но, как бы то ни было, все знали, что он поссорился со своей девушкой, Эмбер Люцетти: она бросила его ради студента колледжа, которого встретила, когда гостила у сестры в Иллинойсе. Заместитель директора вызвал Эмбер из лингафонного кабинета и сообщил ей ужасную новость. Ее страшный вопль разлетелся по всем коридорам.

Никто не сомневался, что она лишилась рассудка и окончит свою жизнь в лечебнице.

Однако несколько дней спустя Эмбер вернулась в школу и даже подготовила доклад относительно недавнего финансового кризиса. Перед ней я зачитывала свой — по поводу качества продукции в бакалейном магазине (когда говорят, что получили новые поставки, и поднимают цены, а на самом деле сбывают старые запасы). Меня удивило то, что Эмбер способна говорить внятно и спокойно, почти не заглядывая в шпаргалку, в то время как ее бывший парень покоится в земле. А еще хлеще был спектакль, который мы наблюдали, когда на Весенний бал ее пригласил Алан Хьюсак — меньше чем через три месяца после похорон Эрика.

И потому, если я хочу рассчитаться с Рейчел и Дексом, самоубийство — это тоже не метод. А значит, остается лишь одно — жить как жила, красиво и счастливо. Разве не говорят, что счастье — лучшая месть? Я выйду за Маркуса, рожу ребенка и буду наслаждаться жизнью, не оглядываясь назад.

— Эй, дай и мне пиццу, — сказала я. — Я теперь ем за двоих.

Вечером я позвонила родителям и сообщила им новости. Трубку взял отец, и я попросила, чтобы мама подошла к параллельному телефону.

— Мама и папа, свадьбы не будет. Мне очень жаль, — мужественно сказала я (может быть, даже слишком мужественно, потому что они тут же решили, что разрыв произошел исключительно по моей вине — милый добрый Декс ни за что не решится отменить свадьбу за неделю до назначенного дня).

Мама немедленно начала плакать и говорить, как она любит Декса, а отец, перекрикивая ее, просил меня не торопиться. И тут я выложила им всю эту грязную историю. Они оба замолкли разом. И молчали так долго, что я сначала подумала, будто связь прервалась. Наконец папа сказал, что это, должно быть, какая-нибудь ошибка, потому что Рейчел такого никогда не сделает. Я сказала, что сама бы не поверила, если бы собственными глазами не видела Декса, который сидел в ее шкафу в одних трусах. Разумеется, я не стала рассказывать о Маркусе и о ребенке. Мне нужна была их безоговорочная поддержка — как эмоциональная, так и финансовая. Я хотела, чтобы они считали виноватой Рейчел — соседскую девочку, которая надула их точно так же, как и меня. Верная, добрая, отзывчивая, преданная, безотказная, такая предсказуемая Рейчел…

— И что же нам делать, Хью? — срывающимся голосом спросила мама.

— Я обо всем позабочусь, — спокойно сказал отец. — Все будет в порядке. Дарси, ни о чем не беспокойся. У нас есть список гостей. Мы всех обзвоним. Свяжемся с фотографом. Ну и так далее. Просто жди. Ты хочешь, чтобы мы с мамой прилетели к тебе, как и должны были, в четверг, или купить билет тебе? Решай, милая.

Папа, что называется, работал на полном ходу, как всегда в кризисной ситуации, — например, если на улице был ураган или снежная буря или случалась еще какая-нибудь неприятность. В таких случаях кошка обычно спасалась бегством через заднюю дверь, а мы с мамой сидели и втайне восхищались им.

— Не знаю, папа. Даже не могу сейчас как следует сосредоточиться.

Папа вздохнул и сказал:

— Хочешь, чтобы я позвонил Дексу и вправил ему мозги?

— Нет, папа. Ничего хорошего из этого не выйдет. Все кончено. Пожалуйста, не звони. У меня, наконец, есть гордость.

— Этот негодяй, — вмешалась мама, — и Рейчел… Просто поверить не могу, что эта потаскушка…

— Словами тут не поможешь, — сказал папа.

— Знаю. Но не могу поверить, что Рейчел оказалась на это способна. Господи, неужели Декс действительно променял тебя на нее?!

— Сомневаюсь, — сказала я. — Мне кажется, нет никаких шансов, что они действительно будут вместе. Ведь не мог же он, в самом деле, в нее влюбиться?

— Конечно, нет, — ответила мама.

— Я уверен, что Рейчел очень сожалеет, — сказал отец. — Это был просто непорядочный поступок.

— «Непорядочный» — не то слово!

Папа исправился:

— Вероломный? Предательский?

С таким определением мама, кажется, согласилась.