Дикое желание любви - Дженнифер Блейк Страница 4

Сбегая вниз, Кэтрин слышала, как Деде вошла в спальню и стала произносить какие-то успокаивающие фразы. Пусть старая няня сама утешает свою хозяйку, принимает на себя основной удар ее гнева и усмиряет ее оскорбленные чувства. Вряд ли это удастся кому-то другому. Даже ее дочь не была уверена, что сможет снова с ней встретиться, сейчас или когда-либо.

Входная дверь легко открылась от прикосновения, и Кэтрин, выходя, не стала ее закрывать, оставив качаться на петлях от поднимавшегося ветра.

Свежий ветер обдал ее лицо приятной прохладой. Она стояла на тротуаре и понятия не имела, куда идти, но точно знала, что не может остаться. Вдруг она вздрогнула, почувствовав прикосновение к своему локтю, обернулась и увидела Маркуса.

— Экипаж здесь, — прошептал он.

Кэтрин колебалась не больше секунды и позволила себя проводить. Маркус что-то сказал извозчику — она не разобрала, что именно, — после чего экипаж слегка накренился, потому что он вошел, и закрыл за собой дверь. Маркус сел рядом с ней, экипаж резко дернулся, и они двинулись вниз по улице.

— Как она могла? — прошептала Кэтрин. И повторила с гневным отвращением, в которое переросло ее потрясение: — Как она могла?

— Почему нет? — спокойно спросил Маркус.

— Почему нет? Потому что… Потому что…

— Потому что она твоя мать? Но она обычная женщина, довольно привлекательная для своего возраста, кстати, не такого уж зрелого. Мне кажется, ей вряд ли больше сорока одного-сорока двух лет, поэтому у нее нормальные запросы, на которые она имеет право.

— Да, но с тем человеком…

Он пожал плечами.

— Не слишком достойная персона, согласен, но если они оба этого желают, то не вижу ничего зазорного. Единственное преступление этих двоих состоит в том, что их, выражаясь простым языком, застукали.

— У тебя странные представления о приличиях, — холодно произнесла она.

— Неужели? Самое эффективное оружие, благодаря которому общество держит людей в повиновении, — насмешки. Все хотят во что бы то ни стало их избежать и оттого порой ставят себя в нелепое положение.

— Исходя из твоих умозаключений, она все равно виновата, — сказала Кэтрин.

— К сожалению, да, — согласился он. — А ее ярость и замешательство были вполне естественной реакцией.

— Замешательство?

— Разумеется, как же иначе. Люди редко бывают любезными, оказавшись обнаженными перед одетой публикой.

— Уверена, ты судишь по собственному опыту, — проворчала она.

В любое другое время она не позволила бы себе подобного замечания, но и этот разговор, и предшествующая ему сцена просто не укладывались в ее голове. В ответ на ее обвинение он покачал головой и улыбнулся, и она не смогла не улыбнуться в ответ.

— Так-то лучше, — спокойно сказал он.

— Ты извиняешься за мою мать, — произнесла она и отвернулась, уставившись на противоположную стену экипажа, где над сиденьем свисала дешевая коричневая войлочная обивка.

В его голосе все еще звучала удивительная снисходительность, когда он согласился и с этим.

— Возможно, я достоин порицания, но мне показалось, что справедливости ради следует сказать несколько слов в ее защиту.

Следует ли? Вспомнив свою мать, с ее пышным белым телом, блестящим при свете свечи, и влажные пряди черных волос, прилипшие к рукам и спине, Кэтрин подумала, что слова в ее защиту абсолютно не нужны. Однако за вспышкой ярости Ивонны разве не крылось чувство стыда?

Кэтрин не хотела об этом думать. Однако спокойные рассуждения Маркуса, хоть и безнравственные по тем правилам, которые ее учили уважать, возымели эффект. Случившееся больше не казалось трагедией.

— Я никогда не думала, что ты такой развращенный, — сказала она ему.

— Как вы можете осуждать меня, мадемуазель Кэтрин, если сами вышли без компаньонки?

Она недоуменно обвела взглядом экипаж. Это было правдой. Впервые в жизни она оказалась наедине с мужчиной. Повернув голову, Кэтрин пристально посмотрела на Маркуса.

— Это что-то изменит?

Он ответил с расстановкой:

— Для меня нет, а для тебя?

Маркус поднял на нее вопрошающий взгляд, который был так серьезен, что Кэтрин перестала думать, будто это был пустой вопрос. Она сидела сейчас в экипаже исключительно из-за поступка матери, но как это отразится на ней самой? Невидящим взглядом она смотрела из окна экипажа на закрытые двери магазинов и раскачивающиеся на ветру взад-вперед вывески. Пыльные улицы казались пустыннее, чем обычно, а ночь темнее. Кэтрин терзала мучительная боль разочарования.

— Может быть, — неосмотрительно ответила она своему спутнику, забыв все прошлые подозрения. — Очень может быть.

Маркус Фицджеральд был умным человеком. Наклонившись, он взял с сиденья яркое облачение из бирюзового, золотого и бронзового шелка и с насмешливой улыбкой предложил Кэтрин перевоплотиться.

— Итак?.. — спросил он.

Такая деликатность сама по себе была обезоруживающей. Кэтрин принужденно засмеялась, нарушив воцарившуюся тишину.

— Так или иначе, это должно быть забавно.

Почти двадцать пять лет назад, в 1786 году, испанский правитель Миро издал указ, согласно которому все женщины квартеронки должны были покрывать волосы косынкой. Такая косынка, или тигнон, стала приметой этих красавиц-полукровок. Они превратили символ своего класса в убор, который отличал их от других, и выбирали для него только самые дорогие и красивые ткани. Однако несмотря на название, врученный Кэтрин головной убор больше напоминал тюрбан султана. Его оборки и складки ткани были сделаны таким образом, что тигнон легко ложился на волосы, а капельки янтаря на крошечных золотых цепочках, украшавшие переднюю часть убора, идеально ложились на лоб Кэтрин, выгодно подчеркивая янтарные блики в ее карих глазах. Укутавшись в тяжелую шаль с многочисленными складками, золотыми лентами и ниспадающей бахромой, спрятав лицо за полумаской из бирюзового бархата, Кэтрин почти не опасалась, что ее могут узнать, когда выходила из экипажа перед новым театром Святого Филиппа. Теперь, вовлеченная в этот обман, она могла позволить себе оставить опасения, выбросить их из головы вместе с другими неприятностями, произошедшими этим вечером. Неведомая сила подталкивала ее вперед.

Получив деньги из рук в руки, извозчик согласился ждать. Через широкие двойные двери они вошли в театр и по изогнутой лестнице поднялись туда, где царили звуки веселой музыки, быстрые движения ног и смех.

Пока Маркус вносил небольшой благотворительный взнос, Кэтрин молча наблюдала за танцующими в зале и их сидящими в лоджиях компаньонками. Любопытство двух старушек, принимающих деньги у входа, не вызывало никаких сомнений, однако они, похоже, не заметили ничего предосудительного, и Кэтрин сразу почувствовала себя увереннее.