Остров надежды - Сара Ларк Страница 40

Нора снова почувствовала себя не в своей тарелке, но ничего не сказала. Мебель в доме Холлистеров не особо отличалась от лондонской. Но, может быть, они и завезли ее из Англии.

— К этой стране... как-то не подходит тяжелая мебель, — в конце концов, сказала она. — Собственно, вообще никакая не подходит. Я думаю... Изначально люди ведь здесь жили больше на открытом воздухе, на природе... и...

Элиас сердито посмотрел на нее.

— Ты что себе воображаешь, хижину из бамбука? Циновки на полу, как в жилище для рабов? — Он снова набросился на нее, как тогда на корабле, и Нора непроизвольно шарахнулась от него. — Нора, я тебе уже сказал: ты — леди и должна вести себя соответственно! Разумеется, наш дом меблирован, как цивилизованный английский особняк. Я просто не считаю необходимым сначала вывозить дерево на родину, потом делать из него мебель, а после снова завозить ее сюда только для того, чтобы похвастаться перед соседями. Приличные столяры-мебельщики есть и в Кингстоне, и в Спаниш-Тауне. Они по образцу сделают любую английскую мебель, которую им покажут.

Нора замолчала и в мыслях уже смирилась со скучной обстановкой, похожей на ту, что была в доме ее отца. А теперь Элиас вслух планировал, где установит приобретенные в Лондоне статуи и повесит картины. Она спрашивала себя, как все это воспринимают люди, которых насильно привезли в этот мир из Африки.

Примерно через час поездки они прибыли в Сантьяго-де-ла-Вега, место, которое англичане кратко называли Спаниш-Тау-ном — Испанским городом. Поселение было основано испанцами и официально все еще считалось столицей острова, хотя Кингстон, конечно, из-за своей гавани приобретал тут все большее значение. Сантьяго находился намного дальше от побережья, и на подъезде к городу Нора увидела первые плантации сахарного тростника и какао. До сих пор она знала эти растения только по картинкам и удивилась их величине.

— Это же почти деревья! — поразилась она, прежде всего сахарному тростнику.

Элиас рассмеялся.

— С точки зрения ботаники это трава, — пояснил он, — что очень хорошо для нас, потому что, в отличие от деревьев, он вновь и вновь вырастает сам по себе. Если дерево однажды срубить, то на этом все закончится. А сахарный тростник можно срезать каждый год. Его также легко сажать, если иметь для этого необходимую рабочую силу.

То, о чем говорил ее супруг, Нора увидела на первой же плантации. Десятки рабов рубили ножами-мачете спелые растения, а на другом поле рабы высаживали саженцы. Все обливались потом, что было неудивительно. Мужчины работали под обжигающими лучами раскаленного солнца. На каждые двадцать-тридцать рабов приходился один белый надсмотрщик, который чаще всего стоял в тени. Нора спросила себя, почему черные не нападут на него. Их же было намного больше, и у них были мачете! Однако ей не хотелось снова спрашивать, потому что она могла представить себе ответ: наказания за попытку бегства, очевидно, были такими чудовищными, что рабы даже и не думали предпринимать ее.

Спаниш-Таун производил впечатление города более пестрого и не такого упорядоченного, как Кингстон, — испанское влияние было здесь все еще весьма ощутимым. Центр города образовывала недавно построенная церковь Святой Катарины. Здесь колониальная архитектура проявила себя лишь в незначительных деталях — а в остальном эта первая англиканская церковь Ямайки была типично английской и теоретически могла бы стоять даже в Лондоне.

В этот день Нора получила только самые скромные впечатления от города и церкви: Элиас не дал карете остановиться. Сейчас они находились всего лишь в нескольких милях от Каскарилла Гардене, при этом дорога вела исключительно через плантации сахарного тростника.

— А я думала, что наша земля находится у моря, — разочарованно протянула Нора.

Первое удивление прошло, и теперь бесконечные плантации казались ей скучными и производили угнетающее впечатление, а хозяйственные дороги между ними были пыльными и печальными.

Элиас кивнул.

— Так оно и есть, но тут нет дорог вдоль моря. Мы приближаемся к поместью со стороны центральной части острова. Но прямо возле моря мы дома не строили, это не рекомендуется, потому что здесь бывают ураганы и огромные волны, они просто смоют дом, если он стоит слишком близко к берегу.

Нора со страхом подумала о строительстве хижины их с любимым мечты. Наверное, это было слишком недальновидно — селиться прямо у воды. Но, с другой стороны, такую хижину можно было легко восстановить, если ее вдруг снесет. Она улыбнулась.

Элиас выпрямился.

— Кстати, вот мы и приехали, — заметил он. — Мы только что пересекли границу. Земля до сих пор принадлежит Холлистерам. А вот с этого поля начинается моя земля. Добро пожаловать в Каскарилла Гардене!

Значит, Холлистеры были все-таки не столько друзьями, сколько просто соседями, — отметила для себя Нора. Интересно, были ли у них еще дома? Вполне вероятно, если вспомнить стиль жизни других плантаторов, таких, как Вентворты. У них был городской дом в Лондоне, загородный дом в церковном приходе, который лорд Вентворт купил вместе со своим дворянским титулом, а также плантация на Виргинских островах. Однако Элиас, казалось, был невысокого мнения о коллекционировании домов и титулов. При этом денег у него для этого было достаточно. По словам Томаса Рида, Элиас Фортнэм был одним из самых богатых плантаторов на острове.

Нора, полная ожидания, крутилась во все стороны, но ничего не видела, кроме бесконечных рядов сахарного тростника, — до тех пор, пока они не свернули, наконец, в какое-то подобие аллеи, по обеим сторонам которой росли красные деревья, кедры и даже несколько синих сандалов и пальм. Похоже было на то, что частично деревья остались здесь от джунглей, частично были посажены людьми. В любом случае они образовывали тенистый подъезд к господскому дому, который — увы! — разочаровал Нору. Каменный дом, двухэтажный и мощный, с мансардой под крышей и с колоннами — такой мог бы стоять и в Лондоне. И, как в Англии, кучер остановил карету перед парадным входом, и оттуда высыпали слуги, чтобы приветствовать своего хозяина. Все они были черными, а их форму отличал чрезвычайно старомодный крой, возможно, она была заведена еще первой женой Элиаса Фортнэма. Но кухонный персонал, видимо, не всегда носил форму, потому что она казалась слишком мало изношенной. Нора обвела взглядом лица мужчин и женщин. По крайней мере, ее самые худшие опасения не подтвердились. Никто здесь не был похож на Элиаса Фортнэма и не имел оттенка кожи, как у Джеми в Кингстоне.

Нора в Англии привыкла к тому, что ей представляют слуг, но Элиас не настолько далеко заходил в сохранении здесь нравов своей родины. Он провел короткую инспекцию своих домашних рабов, кивнул им и представил Нору в качестве новой миссис, не называя жене их имен.

— Ты сама потом познакомишься с ними, — сказал он Норе. — По всем вопросам обращайся к Адди.

Он указал на большую крепкую негритянку в переднике поварихи, которая стояла рядом с двумя худощавыми молодыми девушками. Одна из них, которой на вид было лет семнадцать-восемнадцать, шагнула вперед.