Жаркие оковы - Ширли Уотерс Страница 40

– Меня зовут Алевольд. А «патер» по-латыни означает «отец».

– Отец? На вид тебе не более двадцати лет! – Руна растерянно смотрела на священника. – Вы, христиане, все же очень странные. Тебя тут чем-нибудь накормили?

Монах покачал стриженой головой.

Руна встала и вынесла из своего шатра сумку с хлебом, сыром и остатками жареной зайчатины. Кроме этого, она вручила молодому человеку бурдюк с вином и еще одно одеяло, а затем разрезала веревки, которыми были связаны его запястья, чтобы он мог поесть. Сжав кусок хлеба замерзшими пальцами, монах наспех прочел молитву, а затем жадно впился в хлеб зубами.

Этот мужчина выглядел как потерявшийся ребенок.

– Мне жаль, что я вела себя с тобой так грубо, – сказала Руна. – Я была в бешенстве.

– Но почему? Я не совсем понял…

Девушка наклонилась к монаху и положила руку ему на плечо. Он снова испуганно вздрогнул.

– Я люблю Роуэна, – прошептала Руна. – Но он монах, как и ты.

– Я священник, а он рыцарь-монах. Между нами есть небольшая разница, пусть и не столь существенная для язычников. Скажи, вы и вправду язычники? Вы похожи на… викингов.

– Да, мы последние викинги. Ты никогда не слышал о Бальдвине Бальдвинссоне, который совершил два набега на Истфилд?

– Слышал. Теперь, когда ты сказала об этом, я вспомнил, что слышал что-то о нападениях на монастырь. Но обычно я не прислушиваюсь к рыночным пересудам.

Рыночные пересуды. Вот и все, что осталось от их набегов. Да и они уже в прошлом. Во всяком случае, Руна во время своей вылазки не услышала от горожан ни слова о викингах. Даже музыканты предпочитали петь о рыцарях, охотившихся за каким-то непонятным Граалем.

Девушка помогла Алевольду открыть бурдюк с вином. Он сделал глоток и поморщился.

– Вообще-то мне нельзя пить такое крепкое вино, – словно извиняясь, сказал монах. – Но при необходимости… – Он торопливо сделал еще один большой глоток и удовлетворенно вздохнул.

– Расскажи мне еще о ваших порядках, – попросила Руна. – Как там… Вы должны быть бедными, послушными и целомудренными? Вам даже нельзя пить вино?

– Нам можно пить вино, но разбавленное.

– Все эти ограничения действуют и на… тамплиеров?

– Особенно на них. Впрочем, они должны хорошо питаться, потому что им нужно быть не только богобоязненными, но также бдительными и сильными. – Монах кривовато усмехнулся, очевидно ненадолго позабыв о своем страхе. – Бывает, что тамплиер нарушает обет целомудрия. Если он после этого кается, ему прощается этот грех. Он может нарушить обет дважды, трижды… Но рискует спасением своей души. Однако я не думаю, что Роуэн относится к числу таких людей. Поэтому, сударыня, я вынужден заметить, что вы влюбились не в того.

– И что, не существует никаких исключений? Никакой возможности?..

– Рано или поздно поиски возможностей приведут к тому, что душа монаха окажется в аду. – Алевольд громко чихнул и зябко потер плечи.

Руна сжалилась над ним и принесла третье одеяло.

– Как Роуэн может быть «не тем», если я отчетливо ощущаю, что он моя судьба? Ваша вера глупа!

Монах тихо засмеялся.

– Святое Писание говорит, что язычникам Божья мудрость всегда кажется глупостью.

– Не болтай вздор! – Руна поняла, что с нее достаточно. – Спокойной ночи, Алевольд. – Назвать его «патер» у девушки не повернулся язык. Это обращение казалось ей таким же дурацким, как и обеты Роуэна. – Приятных снов.

– О да, надеюсь, они будут приятными, – с иронией ответил монах, наблюдая за тем, как Руна снова связывает его запястья. – Что со мной будет?

– Я ведь дала тебе слово, что ты вернешься в Истфилд целым и невредимым.

Если Ингварр не согласится с таким решением, она быстро поставит его на место. В конце концов, это она привела священника в лагерь.

– Но пока что, боюсь, тебе придется побыть с нами.

– Господи, помоги мне! – прошептал Алевольд.

«Фрейя, помоги мне!» – подумала Руна.

Ночь была очень темной, но не слишком холодной. Во всяком случае, Руна не ощущала холода. Все еще босиком, она медленно брела вдоль воды. Со стороны леса доносились шелест листьев и уханье сыча. Где-то позади были слышны шаги одного из караульных. У догоравшего костра, свернувшись клубочком, лежал Алевольд. Остальные викинги храпели в шатрах. Похоже, только она одна не могла заснуть.

И еще, может быть, не спал ее отец. Когда Руна в последний раз заглядывала в его шатер, Бальдвин сидел на раскладном стульчике и точил меч, глядя в пустоту. Как будто ему сейчас больше всего хотелось одним круговым ударом избавиться от чудовищного груза, все эти годы обременявшего его душу. Скрип точильного камня все еще стоял у Руны в ушах. Она вздрогнула. Бедный отец. Бедная мать! Руна провела тыльной стороной ладони по мокрым глазам. Когда она в последний раз плакала, думая о своей матери Ингвильдр? Девушка не могла вспомнить. Она чувствовала себя опустошенной. Ей нужен был кто-то, кто взял бы ее за руку и прошептал ей слова утешения; кто-то, чье сердце билось бы в унисон с ее сердцем. Такой человек существовал и даже был рядом. Но он ее отталкивал.

Руна решила принести жертву Фрейе. Для этого нужно что-нибудь красивое, цветущее. Найти такое ночью было непросто, но спустя некоторое время девушка увидела возле ручья несколько светлых цветков. Она разделась, вошла в ручей и, опустившись на колени, принесла эти цветы в дар богине. Фрейя была богиней любви и весны, волшебницей и воительницей. Руна чувствовала ее близость, и девушке было совсем не холодно в ледяной воде.

«Помоги мне понять, как поступить».

Мысленно проговаривая эту фразу, Руна уже знала, каким будет ее решение. Она разделась и вошла в воду не только для того, чтобы приветствовать богиню чистой. Сейчас она словно предлагала Роуэну свое сердце, душу и тело. Девушке хотелось, чтобы у него открылись глаза. Ощутить его каждой клеточкой своего тела. Если она снова окажется в его руках, он наверняка поймет, что обет безбрачия – полная чушь. Роуэн полон страсти, он словно создан для нее, бог создал его таким, и он должен это понять…

Руна схватила свои вещи и кинжал, накинула на плечи плащ и направилась обратно в лагерь. Она начинала замерзать. Холодный морской ветер играл ее волосами и задувал под плащ.

Добравшись до лагеря, Руна поспешила к маленькому шатру, который Роуэн делил со Сверри, сложила свои вещи у входа и тихо позвала викинга. Сверри тотчас же выглянул наружу.

– Ру…

– Тсс! – Девушка приложила палец к губам. – Пожалуйста, уйди.

Слава Фрейе, Сверри сразу же все понял. Уходя, он подбодрил Руну дружеским шлепком по ягодицам.

Руне хотелось чувствовать себя такой же беззаботной. Однако, приподнимая полог, она чувствовала скорее страх, чем радость.